Газета с сообщением о смерти миссис Кэдуоллер-Бофорт была у меня отложена, и я еще раз перечитал все, что там было написано, в том числе и последний абзац, извещавший, что «у миссис Кэдуоллер-Бофорт остался сын, получивший международную известность адвокат Майлс Кэдуоллер-Бофорт, одно имя которого повергает в трепет всех его оппонентов». Вот оно, возмездие! Этому парню денег и известности было мало, одно его имя должно наводить страх на оба полушария.
Проанализировав свое поведение, я пришел к выводу, что допустил несколько ошибок подряд, совершив массу опрометчивых и противоречивых поступков, на которые толкнуло меня мое преступление. Чем дальше, тем больше я увязал в этом деле.
Первое и главное по списку (оно же второе, третье и четвертое) – это предательство, которое я совершил по отношению к Пучку, замечательному компаньону и моему талисману, приносившему удачу в игре. О чем я только думал?
Майлс Кэдуоллер-Бофорт недвусмысленно намекнул, что сам будет распутывать это дело. С апломбом профессионального адвоката он дал мне понять, что возмездие близко. Адвокаты такие же позеры, как и телекомментаторы, – постоянно ведут себя с собеседником так, будто находятся перед камерой. И притом корчат из себя таких невозмутимых, хладнокровных, сдержанных, интеллигентных, мудрых и беспощадных. В каждой их фразе можно различить плохо скрываемый подтекст: «Птичка, ты у меня в когтях». У меня не было сомнений, что я уже в его списке под номером вторым, если не первым. Так что вскоре мне придется доказывать свою честность сокамерникам.
– Но ведь никто же не пострадал! – буду кричать я, а какой-нибудь здоровенный неф отзовется из душа, намазываясь вазелином:
– Позвольте усомниться!
Нужно немедленно что-то предпринять, что именно, я не мог придумать.
– Это не телефонный разговор, – сообщил я Линдси, терзаемый переживаниями, по пути на стоянку.
– Какой жуткий голос, – заметила Линдси. – С тобой все в порядке?
– Нет, – ответил я. – Больше никто из нас не в порядке. Никто.
– Сильный стресс, не так ли?
– Что ты имеешь в виду?
– В последнее время с тобой что-то происходит, Дэйв. Ты ведешь себя как не вполне нормальный человек, – сказала Линдси. – Честно говоря, если бы ты уже не сидел на таблетках, я порекомендовала бы тебе попринимать что-нибудь.
– Сейчас мне больше всего подойдет цианистый калий, если он у тебя есть! – прошипел я несколько более ядовито, чем сам того желал.
– Ладно, я поняла, – отозвалась она. – Давай встретимся. Где?
– Уотерфорд Вудз, – сказал я. – На стоянке. Я уже свыкся с мыслью, что за мной могут следить, и хотел быть уверенным, что нахожусь вне зоны действия любых подслушивающих устройств.
Линдси фыркнула.
– Надеюсь, ты не собираешься меня убить, приглашая в такие места, Дэйв?
– Положение серьезное, – сказал я.
По телевизору люди произносят эту фразу мужественным, твердым голосом. У меня же она вышла как у подростка, который заклинает старшую сестру впустить его в туалет, где она красится «перед стартом».
Линдси опоздала, и я проторчал на стоянке добрых полчаса, ожидая появления ее новенькой машины, с которой она так сдружилась в последнее время. Непонятно почему, сам себе не отдавая отчета, я прятался: я устроился на сиденье так, чтобы меня не было видно.
По-прежнему у меня не было никакого плана действий, и я надеялся на то, что Линдси что-нибудь да придумает. В одном я был уверен: деньги нам придется вернуть. Наследника обставили на миллионы, и один из этих миллионов был на нашей с Линдси совести. Он мог обчистить нас до нитки. И имел на это право.
«Дискавери» вплыл на стоянку медленно и бесшумно, точно дирижабль.
Линдси остановилась напротив моей машины, опустила стекло и высунулась из окна:
– Ну, что еще?
– Может, выйдешь?
– У меня куча дел, – сказала она. – Я занята.
– Вот и нет, – ответил я. – Не настолько ты занята, чтобы не выслушать это известие. – Я вышел из машины и приблизился к ней. – Пойдем прогуляемся.
– Не могу, на мне новые туфли.
– Не пудри мозги, у тебя есть резиновые сапоги в багажнике.
С выразительным вздохом она сказала:
– Ну, хорошо, хорошо. Надеюсь, что эта прогулка оправдает себя.
– Не сомневаюсь, – хмыкнул я. – Она будет стоить пары резиновых сапог.
Мы направились в лес, под сень поредевшей листвы. Я вспомнил, как бегал здесь когда-то Пучок, мелькая пегими пятнами и порой сливаясь с растительностью, – его природный окрас служил превосходной маскировкой.
– Ну и зачем мы сюда притащились? – спросила Линдси.
С чего это ей взбрело в голову, что я собираюсь ее прикончить, ведь совершенно очевидно, что такой человек, как я, просто не способен на подобный поступок. Хотя, как знать, может быть, то, что я готов был ей сейчас поведать, сразит ее наповал, убьет если не в физическом, то в моральном смысле. Тогда мне останется только закопать ее в каком-нибудь укромном местечке, прикрыв листвой и ветками, чтобы избежать дальнейших объяснений.
Ведь лес – это самое подходящее место, не правда ли, чтобы прятать концы? Зарывать косточки про запас, как делают это собаки.