Говорящая собака

– Разбитый велосипед, диетическая кола, которая тебе не нравится, но все равно ее покупаешь, и сандвич с тунцом, хотя тебе на самом деле хочется БЛТ – Бекон, Лук и Томатный соус. Шины, скользящие по асфальту, и увядшие цветы, – сказал он.

Боже мой, завтра непременно к доктору! Доктор меня ждет.

– Я спросил, что я чувствую, а не чем пахну.

– Запах и есть чувство, а чувство – запах, – сказал пес с озадаченным видом. – Нельзя описать одно без другого.

– Разбитые велосипеды, – процедил я сквозь зубы, – это не запах.

– В твоем случае как раз запах, – уверенно сказал пес.

– Тебе бы лучше помолчать, – заметил я. Бросил я. Последний раз я был вблизи разбитого велосипеда, когда под ним лежал отец.

Мы подкатили к заведению Змееглаза. Оно располагалось в особенно непривлекательной части исключительно мерзкого прибрежного городка. Я уже был весь как на иголках, как всякий раз перед игрой.

– Слушай, – сказал я собаке. – Я должен буду сосредоточиться. Так что не отвлекай, и еще, если можно?

– Что? – с готовностью повилял он хвостом.

– Заткнись на время игры. Ни слова, понял?

– Вы пухнете и пахнете в присутствии Люси, – заявил Пучок. – А все оттого, что вы находите ее чертовски привлекательной. У нас, собак, это называется любовью.

На слове «любовь» он вытянул шею и заглянул мне в глаза из-за моего плеча, точно цыган со скрипкой в ресторане: «Музыку для вашей леди?»

Итак, любовь – это «пухнуть и пахнуть».

В окне вспыхнул свет, и показались силуэты игроков. Я зажал собачью пасть и зашипел:

– Больше ни слова!

– Как я могу? – обиженно пробубнил он из-под ладоней. – Между прочим, губу прикусил.

Я отпустил его только после того, как вырвал обещание молчать.

– Я нем как рыба, – заверил меня пес.

– Вот так и продолжай.

– Да чтоб мне лопнуть, сэр, если вы хоть слово услышите от меня на столь ответственном мероприятии. – Он облизнулся. Я принял это за заверение в чистоте помыслов.

Пес выпрыгнул из машины следом за мной, тут же зарулил в садик перед домом и задрал ногу на жестяную табличку: «По газонам ходить воспрещается!». Последовал звук, напоминавший жужжание дверного звонка, и раздался он прежде, чем я успел нажать на кнопку.

У входа меня встретила мамаша Змееглаза.

Это была симпатичная шотландка, умудрявшаяся сохранять обаяние, несмотря на многочисленные удары и затрещины судьбы: супруга-алкоголика, детей-неврастеников и на то, что в ее собственном доме с ней обращались хуже, чем с рабыней. К тому же она с трудом переводила дыхание благодаря непомерному числу выкуренных сигарет.

Миссис Ватт видела лишь светлую сторону вещей. Один из игроков, художник и декоратор по прозвищу Мистер Бережливость, никогда не плативший долги, пока перспектива познакомиться с горячим утюгом, приложенным к заднице, не становилась предельно близкой, как-то сказал про их ветхий дом, что у них, дескать, обои трещат по швам.

– Ни хрена, милый мой, – спокойно отвечала она, – обои здесь ни при чем, это просто стены в доме слишком прямые.

Она переехала из горной Шотландии к покрытому смогом и туманами южному побережью, как рассказала однажды, угощая меня сандвичем с рыбной пастой, потому что это было самое удобное место для дома.

– Да, дальше вы уехать не могли, если, конечно, не покидать Британских островов, – заметил я.

– Вот именно: нашли, называется, чертово удобное местечко! – нимало не смущаясь, заявила она.

Она относилась к нам как к школьникам, которые собираются у приятеля, и радовалась за Змееглаза, что у него так много «друзей». Потому что других друзей, кроме как за покерным столом, у него не было.

– Это хорошо, что к Вулли ходят приятели, – говорила она, – а то ему так одиноко.

– Это точно, – согласился я, устремив взор на Змееглаза, глаза которого, правда, больше походили на жабьи, если продолжать подыскивать сравнения в мире рептилий, или на глаза плюшевого мишки, если оставить земноводных в покое. На самом деле прозвище Змееглаз, или Змеиные глаза, значило совсем другое – два очка на выброшенном кубике, где две точки расположены по диагонали. Такими же были и глаза Змееглаза – один выше другого. Может, это и ничего, но, когда речь идет о чертах лица, необходима ювелирная точность. Подобное несчастье постигло и его брата. Правда, у того выше был другой глаз, отчего они с братом становились чем-то вроде зеркальных отражений друг друга. Мать фотографировала их, поставив рядом, и говорила потом, что что-то случилось при печати.

– В семье не без урода, – рассуждала она, рассматривая снимки, – но только у меня их сразу двое. Бог не обделил…

Мамаша Змееглаза провела меня внутрь через заднюю дверь:

– Привет, Дэйв, все пучком? Да ты сегодня с приятелем!

– У меня всегда все пучком, миссис Ватт, – отозвался я. Миссис Ватт щедро пересыпала свою речь ненормативной лексикой, поэтому не отвечать ей тем же было вроде как и невежливо. Пес слегка бледнел, когда слышал нехорошие слова, если может бледнеть тот, кто с ног до головы одет в черно-коричневую шкуру.