Говорящая собака

Иначе бы со мной всего этого не случилось — умей я так же, как он, распознавать по запаху человеческие эмоции — нюхом чуять хитрость, обман, ложь и предательство, так же как симпатию, откровенность и доброжелательность.

Если ты в самом деле живешь, то, чтобы завести проржавевший двигатель чувств, тебе достаточно трепета лепестка, и не надо искать головокружительного риска, не надо всего этого «экстремального спорта», который в последнее время для многих стал таким же наркотиком, каким для меня являлся покер.

Я не вернусь в игру, решил я. Приведу пса к Коту, если удастся набрать денег на ставку, и сяду за стол в последний раз, но не ради игры, а чтобы слушать Пучка. Потом отдам деньги Майлсу, и с этим будет покончено.

Больше покера в моей жизни не будет. Ну, разве что интернет и редкие встречи в дружеском кругу.

Но что-то все равно не давало мне покоя. Я должен Майлсу около 25 миллионов фунтов. Это на 24 миллиона больше самой экстравагантной ставки в Англии, сделанной каким-нибудь толстосумом-экстремалом. Кто со мной будет играть на такие деньги?

Впрочем, я пытался успокоить себя тем, что моя «доля» составляет лишь миллион. Ведь остальных денег я в глаза не видел. Дай мне Майлс, скажем, тысяч сто — и я мог бы вернуть ему миллион. Что ему с меня прибыли: из имущества у меня остались только одежда, которая была на мне, да Пучок, фактически украденный. Даже Майлс, думаю, понимает, что через суд от меня можно получить немного.

— Сперва было совершенно темно, а потом из темноты — лучший подарок для пса! — доносился радостный голос. Это был Пучок, бежавший ко мне, тянувший за собой на поводке Майлса.

Майлс плюхнулся в кресло напротив. Психоделически одетый австралиец (по происхождению — англичанин) и бродяга смерили друг друга взглядами, как два ковбоя, каждый держал руку на кобуре.

— Хотели испытания? Ладно, — сказал Майлс. — Что произошло в комнате?

— Он уже рассказал мне.

— И что же?

— Вы набросили ему на голову одеяло, а потом дали кусок стейка.

Прежде мне приходилось видеть, как у людей отваливается челюсть, особенно часто, когда выкладываешь последнюю карту из комбинации и вероятность выигрыша один к десяти меняется на один к одному. Рот Майлса так долго не закрывался, что проходящие мимо могли принять меня за дантиста, нанесшего визит в гостиницу по просьбе клиента.

— Сначала он задернул шторы, — рассказывал Пучок.

— Сначала вы задернули шторы, — продолжал я.

— И сказал: «Посмотрим, что твоя камера скажет на это».

— И сказали: «Посмотрим, что твоя камера скажет на это», — послушно повторил я.

— Еще он сменил нижнее белье, — подсказал пес.

— Новые… гм… трусы на вас, не так ли?

Майлс откинулся в кресле, раздувая щеки.

— Это какой-то трюк… фокус, — сказал он, — только никак не могу понять, в чем тут дело.

Я подался вперед и сделал свой ход конем:

— Все мои деньги переведены на счет бывшей подруги. Она не хочет меня видеть после всего случившегося и уж точно не отдаст ни мне, ни вам, ни пенни в силу своего характера, так что вам из меня все равно ничего не выжать. Если вы подадите на меня в суд, не получите ни гроша. Вы можете сообщить в полицию, меня могут посадить. Поскольку это преступление из категории «беловоротничковых», я, вероятнее всего, буду отбывать срок в тюрьме с настольным теннисом, бассейном, гимнастическим залом, меня даже будут отпускать домой на выходные, поскольку не пью. Там я даже в покер смогу играть.

— Ну и к чему вы мне это говорите? Впрочем, продолжайте, — дал отмашку Майлс.

— Я хочу вернуть вам деньги — те, что я лично получил от вашей матери. Это ровно на 999 999 фунтов и 88 пенсов больше, чем у меня есть с собой. Если вы ссудите меня деньгами, я смогу отыграть эту сумму, заодно наказав человека, руководившего всей аферой, при помощи этого замечательного пса.

Пучок выжидательно кашлянул, точно дворецкий, пытающийся отвлечь свою хозяйку, поправляющую цветы в вазе, от ее занятия, чтобы она обратила внимание на пришедшего с товаром лавочника.

— Нет, — сказал Майлс.

— Но почему?

— Это классическое надувательство. Называется «пройти по старым следам». Раскрутить еще раз того, кого и так уже ободрал как липку. У вас это не пройдет. Вы слишком плохо меня знаете.

Интересная у него была манера речи: австралиец пополам с итонцем.

— Выиграй их у него! — рявкнул Пучок, пытавшийся засунуть морду под диван, чтобы достать закатившийся туда арахисовый орешек.

— Заткнись, — процедил я.

— А что он сказал? — поинтересовался Майлс.

Для человека, воспитанного женщиной, пребывающей в абсолютной уверенности, что животные обладают всеми человеческими достоинствами и пороками, вплоть до того, что рвут в клочки шторы, потому что им не нравится узор, наверное, не столь уж большой уступкой здравому смыслу было признать, что пес может разговаривать.

— Он посоветовал мне выиграть эти деньги у вас, — признался я. — Не понимает, что мне нечего поставить на кон.

Подошедший официант спросил, не желаю ли я еще чашечку кофе, и предложил, если я обратил внимание на сувенирные свитера с логотипами отеля, тут же принести мне один из них.