Говорящая собака

— Нет, просто… все несколько осложнилось. На самом деле, напротив, все прекрасно, несмотря на то, что одет я как ведущий телешоу для подростков. Ты не сможешь заплатить за такси, когда я приеду?

Я сиял, как званый гость на ток-шоу, впервые я почувствовал себя таким безобразно счастливым. Жизнь вдруг стала такой простой, как бывает, когда никак не можешь подобрать цвет стен для спальни — и вот, ткнув наугад пальцем, в раскрытом каталоге видишь какой-нибудь ВК3344904, идеальный оттенок, в который можно окрасить душу.

— Хорошо, — просто сказала Люси (у Линдси непременно возникли бы вопросы: откуда я еду, сколько это будет примерно стоить, и не могу ли я добраться на автобусе).

— Похоже, ты занята там с кем-то. — Я слышал, как она что-то кому-то отвечает.

— Буду через десять минут.

Я передал трубку Майлсу, чувствуя внезапный прилив благодарности. Мне даже стало несколько не по себе: ведь в моей жизни появился человек, благодарить которого мне придется до конца своей жизни.

— Я буду вам вечно признателен. И на случай, если мы больше никогда не увидимся, я хочу вам сказать, что вы не менее симпатичный человек, чем миссис Кэдуоллер-Бофорт, и достойный сын своей матери.

— Ничего, — сказал Майлс. — Думаю, мы еще увидимся.

— Ах да, наверное, надо подписать какие-то документы.

— Да, и сыграть в карты.

— Простите, не понял?

— Вам предстоит игра, мистер Баркер, — сказал Майлс, наклоняясь ко мне из кресла. — Игра, которой вы так хотели.

— Но… мне показалось, вы раздумали… Что у вас нет желания…

— Еще меньше у меня желания видеть, что вы так охотно отказались от этой перспективы!

Он меня поймал. Почти так же, как я его. Он блефовал: как я сразу не раскусил его! Майлс хотел довести меня до отчаяния: показать перспективу светлого, безоблачного будущего, а потом сразу же прикрыть ее решительно и жестоко.

Я услышал два голоса, исходящих из глубины души. Один завопил: «Нет!» — другой решительно крикнул: «Да!» Сейчас я был как допотопный видеомагнитофон, который неохотно, с жужжанием заглатывает кассету и долго жует ее, размышляя, прежде чем что-то выдать на экран.

Майлс передал мне трубку, на сей раз более решительным жестом.

— Звоните.

— Кому?

— Номер Тиббса в записной книжке.

— Вы уже разговаривали с ним?

— Пока еще нет. Скажите ему, что вы готовы сыграть с ним и его компанией по самой высокой ставке.

— Но он может заподозрить, что в дело вмешались вы…

— Пустяки. Такие люди не видят ничего, кроме денег. Естественно, когда перед ними большие деньги. Давите на него. Назовите любую сумму ставки. Сто, двести тысяч. Достаньте этого подонка, прижмите его к стенке.

Он говорил это с искренней ненавистью. Брови у меня поползли вверх.

— Так вам… показалась привлекательной эта идея — раскрутить его в карты?

— Да, отчасти.

Похоже, я начал узнавать в Майлсе родственную душу. Такой человек ни перед чем не остановится.

В трубке раздалось несколько гудков, после чего Тиббс ответил.

— Тиббси, — заговорил я. Как же мне хотелось сейчас поставить этого негодяя на место, а еще лучше, чтобы он почувствовал себя в моей шкуре.

— Кто это? — спросил он хорошо поставленным голосом. Даже не зная Тиббса, можно было сказать, что это голос опасного человека.

— Дэвид Баркер, — назвался я.

— Сегодня Рождество, — сказал он, ничуть не удивившись. — В свободное время я занимаюсь банковскими счетами. И у меня нет ни малейшего желания обсуждать с вами что-либо.

— Но почему?

— Потому что вы меня подставили с этим поместьем. Я вложил в него кучу денег, а между тем инвестиции не окупают себя. Не знаю, как вы там договаривались с хозяйкой, но, по-моему, я совершил очередную благотворительную акцию, купив это захолустье.

Э, да тебя голыми руками не возьмешь. Он уже заранее приготовил пути отступления. Он тут, получается, ни при чем.

— Все в порядке, Тиббс, наш разговор не прослушивается и не записывается на пленку. У меня есть предложение.

— Достаточно с меня ваших предложений, благодарю.

Этим подонком можно было восхищаться: до того искусно вел он свою игру. Теперь он представал жертвой в сделке с Чартерстауном и отводил от себя все громы и молнии правосудия. Майлса ждал на судебном процессе нелегкий поединок с достойным соперником.

— Дело в другом. Я хочу сыграть с вами. Как тогда, в вашем клубе. Ставка две большие сотни. Что скажете?

«Две большие сотни» всегда звучит лучше, чем «двести тысяч». Серьезные люди не называют вещи своими именами. Вообще, так можно закамуфлировать любую сумму. Сказать, например, «два гаража в Мэйфейр» вместо «двести тысяч».

— Мы давно не играем на такие суммы, — отозвался Тиббс, некоторое время помолчав. — Откуда у вас такие деньги?

— У меня есть резервы, — сказал я. — И потом, мне предстоит защищаться в суде против нашего общего друга, так что мне понадобятся средства на адвокатов. Поэтому рискну немного приподняться. Если проиграю, мне все равно ничего не светит, деньги там уже не понадобятся. — Я почувствовал, как он скалится у телефона. Он наслаждался моим отчаянием. — Все будет зависеть от того, сколько вы можете предложить со своей стороны, может быть, пару…