— Я едва ли назвала бы это так. Ну а сейчас он что-нибудь говорит?
— Кто?
— Ваша собака. — Она явно разговаривала с кем-то еще: — Да, дорогой. Нет, не цифры, добавь за тридцать, они реже встречаются, так что не придется делиться, если мы выиграем. Прибавь цифры дня рождения матери. Ладно, клади трубку.
— Он просто требует, чтобы его гладили.
Последовала пауза. Доктор заговорила полушепотом:
— Хм, это серьезно. Слушайте, а он вам ничего не говорил о выигрышных лотерейных номерах?
— Сейчас спрошу, — отозвался я. — Есть какие-нибудь мысли по поводу розыгрыша на этой неделе?! — крикнул я в открытую дверь комнаты для персонала. Люси должна была принять этот вопрос на свой счет.
— Думаю, выигрыш должен быть высоким, — откликнулась она.
— Это деньги на ветер, — крикнул пес, что-то жуя. — На собачьих бегах и то больше заработаешь, да и собак безработных меньше останется.
— Он говорит, это напрасная трата денег, собачьи бега лучше, чем лотерея, — сообщил я доктору.
— Хм, — задумчиво пробормотали на другом конце провода. Похоже, доктор впала в мыслительный ступор. — Несерьезно, мистер Баркер. Не затягивайте с визитом к терапевту. Может быть, вы действительно немного не в себе, но у вашей собаки с головой явно полный порядок. Арчибальд, продолжаем…
«Сколько забот, однако, у медиков», — подумал я, кладя трубку.
— Ну, что сказали в обществе защиты животных? — спросила Люси, входя в мой кабинет.
— Сказали, что заявлений о пропаже такой собаки не поступало, и они готовы принять его не раньше, чем завтра.
Несколько минут мы просидели в молчании, поглядывая друг на друга. Происшествия этого дня, видимо, отразились и на душевном состоянии Люси.
Внезапно она нарушила молчание:
— Значит, сегодня он у нас погостит?
Это «у нас» я переваривал несколько минут, пытаясь понять, что она имела в виду под этим местоимением.
— Ну да, — наконец ответил я. — Кстати, а где он?
Мы осмотрелись, но пса и след простыл. Люси сходила в комнату для персонала.
— Пучок! — позвал я.
Под моим столом послышалась возня и какие-то хлюпающие звуки, напоминавшие работу водяной помпы.
Опустившись на колено, я увидел там пса, который держал что-то во рту.
— Какая странная сосиска, — проговорил он сквозь зубы. — Почти не пахнет, но на вкус ничего, попадались и хуже.
— Дай сюда, — сказал я.
— Вожак стаи приказывает, и я беспрекословно подчиняюсь, — ответил пес, — хотя по всем правилам я могу рассчитывать, что со мной поделятся.
Интересно, когда это я успел стать вожаком стаи? Хотя, надо признать, думать о себе в таком роде было приятно, даже мурашки пробежали по спине, озноб восхищения. Еще одно поразило: оказывается, я стал привыкать к тому, что пес разговаривает, как к вполне обыденному явлению. За каких-нибудь десять минут стало казаться, что в мире нет ничего более естественного.
Пес выплюнул содержимое пасти на пол. Это был кошелек из кожи темно-вишневого цвета, смятый, жеваный и явно чем-то набитый.
— Что это? — спросила вернувшаяся Люси, увидев останки портмоне, которые я держал перед собой в вытянутой руке.
— Опять фальшивки, наверное. — Я взял обертку от печенья и вытер кошелек, после чего положил его на стол. Интересно, зачем понадобилось мистеру Джилберту женское портмоне?
— По виду слишком шикарная вещь для такого типа, — обратила внимание Люси. Она щелкнула замочком, открывая кошелек, прежде чем я успел остановить ее, сказав что-нибудь вроде: «Погодите, лучше не трогать, там могли остаться отпечатки пальцев».
Из туго набитого кошелька тут же посыпались бумажки.
— Вы только посмотрите! — воскликнула Люси, подхватив пятидесятифунтовую банкноту и разглядывая ее на свет. — Настоящая!
— Надо вызвать полицию, — предложил я. — Владелец кошелька наверняка захочет получить его обратно.
Но Люси уже копалась в портмоне, как муравьед в термитнике.
— Здесь есть права, — сказала она, — и ключи от машины.
Правда, при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это не права, а всего лишь небольшая карточка с адресом, нанизанная на дешевенькое пластмассовое колечко для ключей. На карточке было написано: «
Два почтовых индекса у дома. С таким мне еще встречаться не доводилось.
Насчет «просьба вернуть» и все такое — это был глас вопиющего в пустыне, к тому же из прошлого века. Владелица явно говорила: «Это мой кошелек и мои ключи. Будьте так добры, верните их мне». Но нашедший портмоне сын двадцать первого века прочел бы это послание иначе: «Здесь все, что у меня есть. Надеюсь, вам этого хватит».