Да, я не подходил под стереотип, но вместо того, чтобы перепрыгнуть через надуманный умозрительный барьер и сделать вывод о неправильности самого стереотипа, я решил, что со мной что-то не в порядке, а потому предпочёл и дальше притворяться, будто соответствую имиджу, которого от меня ожидают.
В отличие от большинства стереотипов, стереотип «мужественности» не просто допускается мужским обществом: мы даже как будто счастливы, увековечивая его. Мы не только от души смеёмся анекдотам, выставляющим нас чёрствыми, сексуально озабоченными, хищными, невежественными, эгоистичными, инфантильными и поголовными насильниками, — мы сами по большей части и придумываем их.
Да, в какие-то моменты своей жизни я проявлял все эти нелицеприятные качества, но разве то же самое нельзя сказать о любом жителе нашей планеты, будь то мужчина или женщина? Эти признаки никоим образом не характеризуют меня лично. Как не характеризуют они ни одно из живущих на Земле существ.
Кто-то скажет, что всё это неважно. Что это всего лишь неудачная шутка. Но так ли это? Действительно ли всеобщее безоговорочное принятие столь нелицеприятных обобщений есть не что иное, как очередное доказательство отсутствия гордости и чувства собственного достоинства, коим страдает современный мужчина? Почему некоторые из мужчин подпадают под превалирующий на сегодняшний день «пацанский» стереотип: «чем хуже, тем лучше»? Потому ли, что они безответственны от природы? Или они просто поняли, что им не за что отвечать?
Мне кажется, результаты анкеты ещё раз подтвердили, что большинство мужчин запутались во всем этом точно так же, как и я сам. Нет никаких сомнений: мужчина двадцать первого века переживает серьёзный личностный кризис. Никто из нас не знает и не может понять своей роли в этом, стремительно изменяющемся мире современности.
Благодаря машинам и механизмам наша грубая сила более не востребована в промышленном производстве — мы лишились статуса добытчика и кормильца; компьютерные технологии свели на нет значимость мужчины как солдата — и мы более не те воины, коими были ещё в незапамятные времена; а наука достигла таких высот, когда даже мужское участие в воспроизводстве потомства свелось практически к нулю.
Неужто мы приблизились к эпохе, где мужчине уготована роль простого «спермодонора»?
Где женщины посадят нас на цепь и будут время от времени доить, словно какую-нибудь тлю?!
Как и большинство мужчин, я обеими руками «за». О, дивный новый мир! Да благословит Господь твои казематы!
По-моему, тот факт, что я ещё в состоянии шутить на эту тему, лишний раз подтверждает, насколько глубоко въелось в нас подобное отношение. Наше представление о самих себе упало настолько низко, а сама потребность принять действительность, как она есть, стала настолько высокой, что не осталось практически никого, кто готов раскачать лодку и обратить взор на те позитивные стороны, которые по-настоящему характеризуют мужчину. Сконцентрироваться на тех, кого называют «хороший отец», «хороший любовник», «хороший друг». То есть на большинстве мужчин, использующих свои члены на благо, а не во вред.
Миссии под кодовым названием «Песнь лорду Фаллосу Факингемскому» было не более месяца от роду, а мне уже удалось не только подыскать божество. Энки, олицетворяющее мои «членовосхваления», но и выбрать графическое воплощение сути пениса в виде Белого великана Церна Аббаса. И что? Первый оказался плодом воображения, второй — из мела. В качестве живого символа «набалдашника» проку от них было не много.
Должен признаться, в те первые несколько недель я едва не захлебнулся под шквалом информации о «фонарике счастья», изливавшимся на меня бурным потоком. Частоколы членов только что не торчали у меня из глотки. Я чуть не лишился душевного равновесия. Все мои попытки поделиться новыми результатами исследований на очередном званом приёме встречались заградительным огнём выплеванных канапе и непробиваемой стеной возмущения на лицах гостей.
Да, так оно и было бы, будь я хоть раз приглашён на званый приём. Но… увы. «А это наш Ричард, он пишет книгу о членах. Нет, подружки у него нет». Да это же равносильно социальной смерти! А потому я торчал дома и жевал пиццу, перелистывая толстенные тома по истории обрезания. Сказать по правде, такое времяпрепровождение понемногу вгоняло меня в тоску. Я даже стал подумывать: а не бросить ли всю эту затею? Или хотя бы вздрочнуть для разнообразия?.. Но это означало бы очередной контакт с пенисом, а я не был уверен, что готов его вынести.
Я чувствовал себя одиноким. Мне казалось, что я единственный во всем мире, кому так интересен этот предмет. Разумеется, вокруг было множество людей, радовавшихся пенису в сексуальном смысле слова, но суть моей идеи была вовсе не в этом. Я преследовал гораздо более высокие цели. Мне необходимо было знать, что я не один; что есть ещё кто-то вроде меня: живое, дышащее воплощение весёлого праздника «прыгалки», способное вдохновить меня на продолжение изысканий.