— Тебе все мало, — отозвался Кандыба, стер рукой пот со лба и, взяв лоток, перенес его к плотине.
Здесь было достаточно глубоко, чтобы делать промывку. Поставив лоток в воду так, чтобы один конец его был на берегу, Кандыба наступил на его край ногой, стал пробуторивать породу скребком, устроенным из металлической пластинки, присаженной на палку.
— Ого!..
— Что там? — живо выскочил из ямы Марченко.
— Пофартило* (*
— Где, где? Покажи! — Марченко жадно протянул руку.
— Успеешь, дай отмыть сначала. Вот он, больше килограмма потянет. — Кандыба поднес к лицу Марченко ладонь, на которой лежал крупный шероховатый самородок, напоминавший сидящего на корточках человека. — Интересно, похож на индийского божка. — Он подбросил самородок вверх. — Да... Подвезло. Больше я не работаю, завтра же уходим.
— Уронишь! — Марченко схватил золото. В его глазах вспыхнула жадность. Он со всех, сторон осмотрел металл, попробовал на зуб. — Больше килограмма!.. Да здесь все полтора будет. Первый раз такой вижу. Шабаш! Кончаем работу! Песочка-то у нас тоже порядочно наберется. Хватит двоим. — Он сорвал с головы шапку, шлепнул ее о землю. — Ну и гульнем!..
— Кто как, — презрительно усмехнулся Кандыба. — Гусь свинье не товарищ. Разделим золотишко, ты в свою сторону, я в свою. Давай закурим.
Он развалистой походкой отошел к бутаре и присел на валежник рядом с прислоненным к ней дробовиком. Марченко исподлобья метнул на него взгляд, вытер самородок о фуфайку, подсел рядом и, свертывая цигарку, спросил:
— Значит, не по пути?
— Нет. Я к морю ударюсь, здесь близко, а ты, известно — в город.
— Конечно. В тайге не останусь. Эх, знаешь, Петр Иванович, два года мы с тобой вместе счастье искали, а нашли — дороги врозь. Выйти бы нам в жилуху на пару, — он искоса взглянул на суровое лицо Кандыбы. — Здорово бы время провели, знай наших!
— Слушай, Алексей! Отсталый ты человек. Черт тебя знает, в каком лесу ты рос. Неужели у тебя нет другой мечты, кроме как напиться влёжку? Ну, скажи, пожалуйста, куда ты денешь это золото? На ветер пустишь? Да премия еще нам за открытие положена.
— Хм... Куда?.. Это вопрос... Оденусь, гармонь куплю, пару кулей муки, масла ящик, то-другое, пятое-десятое. Разве мало куда? Найдем им место. Отсталый, сказал? Что же теперь, по-твоему, бежать заявлять — золото, мол, нашли богатое. Ключ Говорящий, легендарный, как этот Постриган рассказывал. Пожалте, мол, товарищи, на готовое. Шиш! Проживем золотишко, снова сюда явимся. Нужна нам премия! Да мне и на глаза показываться нельзя... Дезертир!
— Да, человек ты... — протянул Кандыба и вдруг, привстав, прислушался к далекому звуку. — Самолет летит. Низко, кажется.
Звук мотора нарастал. Кандыба сделал несколько шагов, вглядываясь в небо. Марченко, опустив самородок в карман, схватил ружье. Из-за леса вырвался самолет. Он шел низко, держа направление прямо на старателей, скрытых от него тенью деревьев. Кандыба медленно шел к открытому месту. Внезапно Марченко вскинул ружье. Гулко прозвучал выстрел. Кандыба вскинул руки, схватился за голову и, сделав полоборота, рухнул лицом вниз.
— Вот тебе премия! — злобно выкрикнул Марченко и, круто повернувшись, бросился к зимовью. Самолет, почти задевая лодкой вершины деревьев, пронесся над ним, грозно рокоча мотором. Марченко испуганно юркнул в низкую дверь зимовья. Через несколько минут он уже пробирался звериной тропой, унося с собой все золото, намытое вместе с Кандыбой. Сзади снова нарастал гул мотора. Самолет второй раз шел бреющим полетом вдоль ключа. Марченко успел разглядеть усатое лицо Юферова и, втянув голову в плечи, встал за толстую лиственницу. «Увидел!» — застучала беспокойная мысль, но самолет, уйдя в сторону реки, больше не вернулся. Старатель, перезарядив ружье, углубился в чащу, поминутно оглядываясь назад. Животный страх преследовал его по пятам.
***
Высадив на берег Воробьева и Юферова, Ефремов стал готовиться в обратный путь. Провожать его собрались все разведчики. Здесь же стояли Саня и Виктор. Они были в полном сборе — с ружьями, готовые покинуть лагерь разведчиков.
— Ну, ребята, нам пора, садитесь, — сказал Ефремов, широким жестом пригласив их в машину.
Саня и Виктор обернулись, посмотрели на пришедших проводить их разведчиков. Юферов хмурится, Большаков стоял задумавшись. Ему жалко было расставаться со своими помощниками. Нина смотрела на Виктора грустно, силясь улыбнуться. Только Воробьев был весел, как прежде. Его улыбающиеся глаза как бы говорили: ну, чего не садитесь, орлы, погуляли, теперь пора и в школу.
Саня не выдержал этого теплого, подбадривающего взгляда, бросился к Воробьеву, обхватил его, уткнувшись лицом ему в грудь. На глаза мальчика выступили слезы.
— Ты чего это плачешь, Воробей-охотник? — весело сказал Воробьев, заглянув Сане в лицо.