Говорящий с ветром

Лицо Горена было пустым, пусто было и у него внутри. Скопившийся в животе гнев испарился. Он посмотрел мимо матери и тихо сказал:

— Он тебя оскорбил. Сказал, что ты непорядочная женщина. И получил по заслугам.

Мать отпустила мальчика.

— Отведите Захария в замок, — сказала она его приятелям, которые поддерживали своего предводителя с обеих сторон. — Отведите его к дяде и поставьте в известность целительницу. Я сейчас приду.

Испуганные ребятишки подчинились. Большая часть банды давно разбежалась.

Дерата открыла рот, но Горен отвернулся. Схватил оба ведра и направился к колодцу.

— Поговорим позже, — сказала с трудом сдерживающаяся Дерата и пошла за мальчишками к замку.

Когда Горен набирал ведро, к нему подошла Хелим. Он не обратил на нее внимания.

— Захарий поступил очень гадко, — сказала она. — Лучше бы сам тренировался целый день, чем постоянно говорить мерзости.

Горен молча набирал второе ведро. Но Хелим еще не закончила:

— Он ревнует, потому что его дядя любит тебя, вот почему он все время несет всякую гадкую чушь. А то, что он сказал про твою маму, это неправда. Это всем известно. Так клеветать на человека нельзя.

Горен поставил на землю второе полное ведро. А потом посмотрел на Хелим:

— Мне нужно наполнить поилку.

Он видел, как она разглядывает его израненные руки. Да и все остальное наверняка выглядело не лучше. Ему было стыдно за свой внешний вид, но это ничего не меняло в его задании. Он взял ручки, как велела мать, поднял ведра и отправился в путь.

Хелим шла рядом.

— Горен, — прошептала она, — смотри.

Он невольно покосился на нее. Она слегка согнула колени, выпрямила спину и плавно переставляла ноги, не двигая корпусом, руки же держала прямо.

Он повторил за ней, и это помогло. Конечно, так он бы не смог пройти целую милю, но двадцать пять шагов до поилки все-таки одолел.

— Хорошо, — сказала Хелим, — а я ухожу.

Горен вылил оба ведра в поилку. Пока текла вода, текли и слезы, которые орошали ту самую цель, которой он, наконец, достиг.

Услышав шаги матери, Горен спрятался в соломе. Но на его поиски ей понадобилось времени не больше, чем соколу на поимку голубя. Она схватила его за рубаху и вытащила из соломы.

— У тебя получилось, — сказала она. Это было утверждение, а не вопрос.

Горен кивнул. На улице уже стемнело, и мягкая ночная прохлада уменьшила бушевавший в нем жар. Ладони горели, двигаться он практически не мог. Кое-как привел одежду в порядок, но чувствовал себя больным и жалким. И не ощущал восторга от достижения цели.

— Сегодня ты многому научился, — продолжала мать. — Убедился, что у тебя есть воля. Определил границы своих возможностей. И понял, что, если хочешь преодолеть самого себя, нужно прислушиваться к чужим советам. Теперь ты знаешь, что должен внимательно выслушать полученное тобой задание, понял, от чего следует отказаться, а чего можно добиться хитростью, но не прибегая к обману.

Горен поднял голову. От пыли и слез глаза у него покраснели и распухли.

Дерата поставила перед ним корзину, от которой аппетитно пахло жареным цыпленком, свежим хлебом и яблоками.

— Я горжусь тобой, сынок. Завтра можешь отдохнуть.

В горле у Горена пересохло. Если бы он сказал хоть слово, он бы заревел. Он смертельно устал, так что не мог полностью насладиться радостью от первой похвалы матери.

А еще знал, что дальше последует кое-что еще, связанное с Захарием.

И попал в точку.

— Если, конечно, — продолжала Дерата, — Дарвин Среброволосый разрешит нам остаться, а не прогонит из города как шелудивых псов, потому что ты напал на его племянника. Услышав о драке, отец Захария пришел в негодование и потребовал для тебя самого сурового наказания.

— Которого не последует, — раздался голос правителя Лирайна у нее за спиной, и Горен сжался. Глаза у него расширились, потому что он увидел Захария, которого Дарвин Среброволосый тащил перед собой, держа за шиворот.

— Давай, — велел он. — Извиняйся.

Удивленный Горен выпрямился. Он слышал тяжелое дыхание Дераты, спина ее напряглась:

— Господин, мой сын…

— Я говорю не о Горене, — нетерпеливо прервал ее Дарвин Среброволосый. — Захарий.

Он ущипнул племянника за щеку, и его глаза от боли наполнились слезами. Было видно, насколько унизителен для него этот разговор. Дрожащими губами он пробормотал:

— Мне… мне очень жаль, Горен Безот… в смысле, Горен. Я не это имел в виду, и… и… я извиняюсь и перед вами, капитан. То, что я сказал… — голос его превратился в каркающий шепот, половину звуков он проглатывал, — было… гнусно…

— Так, — проговорил наместник. — А теперь убирайся к отцу и плачь ему в жилетку, но если я еще раз услышу, как ты издеваешься над Гореном, я дам его матери указание больше вас не разнимать, понял?

Он грозно посмотрел на Захария, который вмиг растерял все величие и чванство.

— Да, господин, — прошептал он и бросился бежать.

Дарвин Среброволосый повернулся к матери и сыну:

— Дерата, я не хочу, чтобы вы наказывали сына за то, что он вступился за вашу честь. Конечно, это серьезный проступок, и я придумаю для него штрафные работы, которые помогут направить его энергию в другое русло. Но на этом мы и остановимся.