Говорящий с ветром

Чем больше подавляли драконов, тем шире становилась империя. Хлерус Благородный снарядил корабли в море Безвременья и море Сновидений, где были обнаружены соседние континенты Иненланд и Годеланд, а также Затерянные острова. Там он основал небольшие военные поселения. Гномы, быстро прознавшие, что люди представляют собой новую серьезную силу и могут предложить выгодные сделки, заключили договор о торговле. Зато эльфы смотрели на нас с недоверием и не слишком благосклонно. Дошло даже до того, что они, в конце концов, закрыли нам доступ в свои владения в лесах Финонмира.

В следующем столетии почти все драконы были уничтожены. Но мы прекрасно обходились и без них.

А я… ну да, я не умер, эссенция подействовала. Императоры приходили и уходили, а я жил при дворе, став к этому времени самым могущественным магом в империи. Я был, конечно, немолод, но смерть не рисковала ко мне приблизиться, хотя я давно уже перешагнул за предел, отведенный человеку. Я был величайшим магом своего времени… Нет, думаю, всех времен, ибо то, что я совершал, до сих пор никому не удалось повторить. Даже маги Альянса обладают лишь слабым отблеском моей былой власти.

Мирские ценности не интересовали меня никогда, все принимали это за скромность, ибо я всегда слыл защитником империи и хорошим советником. Магия заменила мне все. Каждое из моих исследований в конечном итоге было призвано служить благополучию людей, именно эту мысль я пытался им внушить.

* * *

Горен закричал, потому что его вдруг резко дернули вверх.

— Поднимайся! — рычал орк. — Ты что, лентяй, думаешь, что будешь валяться здесь целый день? Вставай, иначе мне придется гнать тебя на работу плеткой!

Горен с трудом держался на ногах, не столько от физической слабости, сколько от страха. Его трясло от холода, зубы стучали, ледяной пот стекал с всклокоченных волос.

— Я не м-м-могу, — прохрипел он, — меня лихорадит, с-с-сил нет…

— Посмотрим, — прорычал орк, выволакивая его из камеры.

Когда грубая рука задела рану, Горен издал жалобный, пропитанный болью крик. Он почувствовал, как порвалась кожа и по спине потекли теплые струйки крови и гноя. Он выполз на улицу и заморгал от солнца, которое вдруг перестало его утешать. Свет больно ударил по пылающей голове, горячим копьем вгрызаясь в мозг и выдавливая из глаз последние капли жидкости, которые еще в нем оставались. Мутным взглядом Горен смотрел на своих собратьев по несчастью, которых тоже волочили из камер. Вот тролль ударил снабженной шипами палицей лишившегося сил и рухнувшего на землю раба, а остальные в панике разбежались в разные стороны. Всхлипывая, они хватали камни и инструменты, чтобы приняться за порученную работу. Никто не осмеливался смотреть друг другу в глаза. Заточенные среди крутых скал без всякой надежды обрести свободу, они были заживо погребены в этой долине. Из нее вел только один выход, очень узкий, в самом конце ущелья. Его никто не охранял, ведь, чтобы до него добраться, следовало пройти по открытой территории расстояние не менее двухсот копии, но орки шныряли повсюду, да и от чуткого тролля ничто не могло укрыться — к тому же все они были слишком слабы, чтобы преодолеть этот путь со скоростью летящего сокола.

«Новички» сегодня работали первый раз; сначала они служили учебными куклами для военных упражнений и для личного удовольствия отличавшихся крайним садизмом орков. Это являлось первым испытанием на выносливость; но сомнительно, что выживших можно было назвать счастливцами.

Сегодня Горена назначили к кузнечным мехам, ему вменялось в обязанности поддерживать огонь в топке кузницы. Здесь изготавливались примитивные, но весьма действенные оружие и доспехи. Казалось, что это необременительный труд, но на самом деле Горену досталась одна из самых тяжелых работ, какие только можно себе представить. Приходилось в страшной жаре равномерно, без пауз, двигать кузнечные мехи; легкие моментально забивались пылью и дымом, здесь не выдерживали даже самые молодые и сильные.

Горену казалось, что с него живьем сдирают кожу. Ему пришлось сбросить последние клочки бывшей одежды, иначе бы они угодили в пламя. Таким образом, его спина оказалась в непосредственной близости от огня. Вращая тяжелые мехи — туда-сюда, туда-сюда, — он чувствовал, что воспаленная кожа лопнула сразу в нескольких местах и жизнь вытекает из него, испаряясь на горячем израненном теле.

Пока еще Горен не догадывался, что именно работа и спасла ему жизнь. Беспощадная жара вскрыла его раны, вытянула и выжгла весь яд и «законопатила» воспаленные края. От этой пытки у него на спине на всю жизнь останется память в виде отвратительных белых шрамов, но он выдержал и не умер страшной смертью от гангрены, которая обязательно бы началась на следующую же ночь.

Но пока еще он ничего об этом не знал, хотя чувствовал, что к смерти находится гораздо ближе, чем к жизни. Думать он больше не мог, все в нем отупело и умерло. Как управляемый чужой рукой зомби, он вращал меха — туда-сюда, туда-сюда, — и даже шепот предка не мог достичь его слуха по ту сторону боли.