– Дядя Сеня? А… Это мамин двоюродный брат. Он живет то ли в Омске, то ли в Томске.
– В Тюмени, – сказала мама. – Или в Казани. Троюродный племянник.
– Нет. Который поближе. В Маринкином доме.
– Ну, брат! Откуда мне знать? Это ведь ты в нее влюбился, а не я. Когда я влюбился в вашу маму, я каждого кота в ее подъезде знал по походке.
– И они тебя тоже, – сказала мама, вспомнив молодость.
– А фамилия этого дяди Сени? – спросил папа. Он всегда со всем вниманием относился к нашим проблемам.
– Откуда мне знать? – рассердился Алешка. – Я ж не в него влюбился.
– Ну, узнай. Если надо, я наведу справки. – Тут он вынырнул из газеты. – А зачем это тебе?
– Надо, – сказал Алешка.
– Ну, раз надо… – Папа вздохнул и снова ушел в газету.
На следующий день после уроков Алешка опять уехал с дядей Федором. На Ленинский проспект, в дом имени Чука и Гека. Маринка фамилию дяди Сени не знала, пришлось вести разведку. Дома у Серегиных еще никого не было, и Лешке пришлось дежурить на улице в ожидании случая, чтобы просочиться в подъезд. Наконец подошел какой-то замерзший парнишка со стопкой рекламных листовок под мышкой, и Алешка без проблем проскочил за ним.
Квартиру дяди Сени на четвертом этаже Алешка уже знал. На всякий случай в нее позвонил, постучал, прислушался – тишина. Тогда он смело позвонил в соседнюю квартиру. Дверь открыл просторный мужчина в пижаме и со стаканом пива в руке.
– И что? – спросил он недовольно и торопливо, наверное, какой-нибудь футбол смотрел. – Попить? Пописать?
Алешка махнул рукой в сторону квартиры дяди Сени:
– Я к Ивановым пришел, а их никого. Не знаете, когда они придут?
– К Ивановым? Ну так к Ивановым и иди. А эти – Пищухины. Да их тоже давно не видать. – И он захлопнул дверь.
Что же, дело сделано. Но вопросы еще остались. Алешка спустился на полпролета и сел на подоконник, решил дождаться Маринку. Он терпеливо сидел в подъезде, но скучно ему не было – он думал. И чем больше он думал, тем больше мыслей его одолевало. Потом, когда эта история заканчивалась, он сказал мне, что уже тогда, в Маринкином подъезде, на подоконнике, обо всем догадался. Нужно было только кое-что уточнить.
Внизу гулко хлопнула дверь подъезда, разъехались со скрипом двери лифта. Вернулась домой Маринка.
– Чего сидишь? – спросила она.
– Тебя жду. Соскучился. – Алешка не любил долго объясняться, бродить вокруг да около. – А где же твой дядя Сеня?
– А я знаю? Он после моего дня рождения куда-то уехал. Или улетел.
– Попрощался?
– Он на дне рождения попрощался. Сказал: «Береги эту Марианну, она принесет тебе счастье. Не расставайся с ней. Никому ее не отдавай». Зайдешь к нам?
– А торт еще есть?
– Кончился.
– Тогда в другой раз. Когда тебе снова Скарлатина торт подарит.
– Лефка дурлак, – был простой ответ. Искренний такой.
Очень простой ответ. Но далеко не верный. Когда папа «пробил» дядю Сеню Пищухина, он сам ахнул и мы тоже немного поахали. Только не Алешка.
Семен Семеныч Пищухин (бандитская кличка Сим-Симыч) был когда-то очень большим и важным человеком – депутатом и заместителем министра. Занимался культурой. Сим-Симычем его прозвали за то, что перед ним открывались все двери, даже кремлевские, такой он был могучий и необходимый человек. И вот однажды он возглавил культурную делегацию в Америку, чтобы представить там российскую коллекцию уникальных алмазов. Делегация благополучно улетела в Штаты с алмазами и благополучно вернулась в Россию… без них. Куда они исчезли – неизвестно до сих пор. Небольшая часть из них, правда, всплыла в Англии, на каком-то полуподпольном аукционе, а остальные бесценные камушки пропали без следа.
Провели расследование, к ответственности привлекли членов делегации и Сим-Симыча. Но вина его не была полностью доказана, и осудили его условно, зато на много-много лет. Папа над этим приговором сердито смеялся.
Во время следствия Сим-Симыч заходил, как я уже говорил, по-соседски к Серегиным поздравить их любимую дочь с днем рождения и подарил ей классную куклу по кличке Марианна. И сказал при этом: «Никому никогда ее не отдавай – она принесет тебе счастье». А сразу же после суда Сим-Симыч бесследно, как и алмазы, исчез.
После уроков, в раздевалке, Маринка сказала Алешке:
– Лефка, какой этот Диакеза глупый!
– Тормоз? – уточнил Алешка.
– Зацикленный, – она постучала себя по лбу. – Пристает все время со своими дурацкими вопросами.
– Может, в лоб ему дать?
Лучше в суп чихнуть.
– Может, и дать. – Маринка слегка задумалась. – А может, он, как дурлак, обо мне мечтает?
– Он мечтает в лоб получить. – Алешке казалось, что он эту Диакезу видит насквозь. – А про что он тебя спрашивает?
– Про все. А больше всего про мое детство. Его моя ранняя биография интересует. Какая я была маленькая? Какие мне игрушки больше всего нравились? Признался, дурлак, что очень любит в куклы играть.
Алешке страшно не понравилось, что Маринка называет Диакезу «дурлаком». Он как-то уже привык к этому слову. Как англичанин ко второму имени. Он уже его считал своим собственным и нарицательным.
– А он не спрашивал, какая у тебя любимая кукла по жизни?
– Еще как спрашивал! Раз пять.