Говорят сталинские наркомы

«После окончания заседания, когда мы остались вдвоем, — вспоминал бывший управделами СНК, — Сталин подозвал меня. Я удивился и терялся в догадках. При этом, естественно, волновался.

Глаза из–под его густых ресниц смотрели на меня строго. «Вот что, — сказал Сталин. — Не годится, когда много людей вызываете заранее, а потом они зря тратят время на ожидание. Следующий раз этого не допускайте». Я сразу же ответил: «Слушаюсь, товарищ Сталин». Но все–таки добавил: «Сколь не говоришь им не приходить рано, они все равно приходят». «Ну что с ними поделаешь», — сморщился Сталин и отправился к выходу. «На всю жизнь запомнил я это замечание Сталина», — писал в своих мемуарах Яков Ермолаевич.

Как рассказывал Чадаев, обнаружив в нем умение не только стенографировать и составлять хорошие протоколы, но и готовить удачные проекты различных постановлений, Сталин для этой цели стал приглашать управделами Совнаркома почти на все заседания Политбюро ЦК, СНК, а в период войны — и Государственного Комитета Обороны.

Чадаев обеспечивал визирование правительственных документов руководящими государственными и партийными деятелями и практически каждый день бывал в кабинете у Сталина по его вызову или по собственной инициативе, получая текущие задания, в том числе по подготовке тех или иных проектов решений и распоряжений. Наряду с этим вел и соответствующие записи обсуждавшихся там вопросов и бесед. Многое из записанного тогда Яковом Ермолаеви- чем, включая воспроизведенное по «живым следам» в домашней обстановке, составит основу его будущих обширных воспоминаний…

Познакомил меня с Я. Е. Чадаевым бывший первый заместитель наркома танковой промышленности СССР, Герой Социалистического труда, генерал–полковник Алексей Адамович Горегляд. 24 апреля 1979 г. он выступил с воспоминаниями на заседании сектора истории СССР периода Великой'" Отечественной войны Института истории СССР АН СССР. Когда заседание окончилось, Алексей Адамович предложил мне заехать вместе с ним в гости к своему давнему другу Я. Е. Чадаеву. «Это недалеко, в доме по улице Серафимовича, где театр эстрады, — сказал Горегляд. — Мы давно с ним не виделись: Яков Ермолаевич долго болел. Договорились о встрече как раз сегодня. Он очень интересный человек. А сколько знает разных историй! Ведь он был по существу во время войны одним из помощников Сталина».

Я. Е. Чадаев был весьма рад нашему визиту и встретил нас очень приветливо. Сразу же усадил за стол и стал угощать чаем. Проведенные у него полтора часа, заполненные многочисленными воспоминаниями, промелькнули быстро и незаметно.

После этого было еще немало встреч и откровенных бесед, в основном у него на квартире. Наши отношения стали теплыми и дружественными. Удовлетворяя мой интерес, он много рассказывал о Сталине и его ближайших соратниках, о стиле их работы, давая им хотя и краткие, но меткие и образные характеристики. К Сталину Чадаев относился с каким–то особым благоговением, постоянно отмечая в нем такие черты, как мудрость и гениальность, необычайный дар предвидения, простоту и скромность, огромную работоспособность, редкую память, строгость и требовательность при рассмотрении важных государственных дел наряду со справедливостью, заботой и вниманием к людям. Довольно часто Яков Еромолаевич касался оценки характера Сталина, хотя о недостатках «верного ученика и продолжателя дела великого Ленина» предпочитал говорить вскользь или вообще умалчивал.

Вот одна из чадаевских характеристик «отца народов»:

«Сталин обладал очень сложной и своеобразной чертой характера. Ее приходилось редко видеть у других лиц. Иногда при хороших делах, при удачном развитии событий его настроение было прямо противоположно происходящему: он был замкнут, суров, резок, требователен. А когда на горизонте сгущались тучки, когда события оборачивались неприятностями, — он был настроен оптимистически. Именно такое настроение у Сталина было в первый период войны, когда наша армия отступала, один за другим переходили в руки врага города, а Сталин был выдержан, невозмутим, проявляя большую терпимость, как будто события развиваются спокойно и безоблачно. Чем это можно объяснить? Очевидно, тем, что если бы Сталин стал демонстрировать пессимизм или какое–то уныние, то это удручающе подействовало бы на других, внесло бы растерянность. Его сила была в положительном влиянии на окружающих, в безусловном доверии, которое он вселял, в твердости его характера. Он проявлял непререкаемую волю в делах, заставлял людей верить в свой талант, мудрость, силу, вселяя в них энтузиазм и пафос борьбы.

Кто имел счастье работать в непосредственной близости к Сталину, видел, что он смело брал на себя ответственность за принятие тех или иных решений, за действия на фронте и в тылу.

Внешне он был спокойный, уравновешенный человек, неторопливый в движении, медленный в словах и действиях. Но внутри вся его натура кипела, бурлила, клокотала. Он стойко, мужественно переносил неудачи и с новой энергией, с беззаветным мужеством работал на своем трудном и ответственном посту.