Говорим правильно по смыслу или по форме?

Впрочем, имеется немало и таких существительных, о которых нельзя точно сказать, выражена ли в них «уменьшительность» самого предмета или «ласкательность» по отношению к собеседнику: тарелочка, рюмочка, чашечка, рыбка, ложечка и т. п. В этих случаях решение продиктует ситуация общения. В более официальном общении (например, врача и пациента) это вероятнее всего «меньший против нормы размер». При неофициальном, дружеском – скорее всего «ласкательность».

Ситуация для внимательного читателя-слушателя осложняется еще и тем, что такие же по форме суффиксы могут обозначать не только «уменьшительность» или «ласкательность», но и иметь совсем иное, третье, значение. Это такие слова, как, например, ручка ( двери ), ножка ( стола ), язычок ( замка ), гвоздик ( туфли на гвоздиках ), плечики ( повесить на плечики ), тарелочка ( стрельба по тарелочкам ) и т. п. Во всех этих случаях речь идет о предметах, просто похожих, обычно по форме, на то, что названо корнем слова. Добавлю, что стрелка Васильевского острова в Петербурге называется так именно потому, что похожа на стрелу, а вовсе не в силу своего размера или «ласкательного» отношения к ней.

Можно сказать, что так называемые уменьшительно-ласкательные суффиксы русских существительных требуют внимательного отношения к себе со стороны читателя/слушателя. Особенно когда они используются для подчеркнуто уважительного к нему отношения. И хотя, как известно, доброе слово и кошке приятно, бдительность терять нельзя никогда (еще раз вспомним героинь крыловской басни). С другой стороны, используя ласкательные суффиксы, говорящий/пишущий сам должен помнить по крайней мере о двух вещах. Нельзя пытаться образовать «ласкательные» производные от любого существительного. Из литературных героев этим делом явно злоупотреблял щедринский Иудушка (не Иуда!) Головлев. Кроме того, такой прием допустим только в неофициальном общении и среди людей, которые связаны личными дружескими отношениями. Впрочем, в наше время разница между официальным и неофициальным общением часто весьма условна, а граница между ними нарушается, причем сознательно. Ведь в нынешней жизни так много зависит от личных отношений.

Фиолетовая толерантность

Тема взяточников, т. е. лиц, берущих плату за противозаконное служебное поведение, активно обсуждается в современном российском обществе. Социологи сообщают, что около четверти наших сограждан взяточников не осуждают. А язык свидетельствует о том, что за социологическими данными стоят отнюдь не сиюминутные настроения общества.

На титул «слово года» в 2009-м претендовало беруша , коим ласково называют взяточника.

В русском языке много слов, выражающих именно такое отношение к «хорошим» или «нейтральным» предметам ( солнышко, капустка, денежка ), лицам ( Вовочка, доченька, солдатик ), явлениям ( зимушка, зоренька ). Но чтобы ласково по отношению к безусловно «плохому"? К смертельным болезням или стихийным бедствиям? К убийце или педофилу? К несправедливости, унижению или невежеству? Это невозможно! Разумеется – но только до тех пор, пока соответствующие предметы, лица, явления безусловно воспринимаются как «плохие». Стоит обществу изменить свое отношение с «плохого» на «нейтральное», как тут же найдутся слова, закрепляющие такую перемену.

Смертельный приговор социалистической, общенародной собственности был подписан не в начале 1990-х годов, но много раньше – когда в русском языке появилось слово несун . Оно, согласно словарю С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой, являясь просторечным, называет «того, кто незаконно уносит что-нибудь с производства, с работы». Обратите внимание: не вор , не жулик , не расхититель , а почти ласково – несун . За этим если уж не нежным, то по крайней мере снисходительным словом стоит нейтральное, неосудительное отношение к самому поведению.

Вернемся, однако, к взяточникам. В 1926 году Владимир Маяковский написал стихотворение «Взяточники», ныне, увы, почти забытое. Там есть такие строки: «Я белому руку, пожалуй, дам,/ пожму, не побрезговав ею./ Я лишь усмехнусь: «А здорово вам/ наши намылили шею!"/ …Но если скравший этот вот рубль/ ладонью ладонь мою тронет,/ я, руку помыв, кирпичом ототру/ поганую кожу с ладони». Очевидно, что у Маяковского взяточник мог вызывать только гнев и презрение. Однако слово нерукопожатный , т. е. «такой, которому противно, стыдно пожимать руку», крайне уместное для ситуации, описанной поэтом, плохо приживается в русском языке. Зато повсеместно распространилось слово толерантный .