Говорим правильно по смыслу или по форме?

Известный российский биолог, академик РАН, профессор МГУ Владимир Петрович Скулачев утверждает, что ученый, обнаруживший какое-то новое явление, обязательно должен это явление назвать. Отделив его таким образом от других уже известных. По мнению Скулачева, без этого этапа «называния» движение научной мысли абсолютно невозможно. То же самое относится и к социальным явлениям. Трудно рассчитывать на их глубокую оценку со стороны общества, если эти явления не имеют четкого именования и всякий раз требуют длинных многословных объяснений.

В XIX веке людей эффективно обогащала важными представлениями о жизни русская литература. Ноздрев и Обломов, Печорин и Скалозуб для говорящих по-русски – не просто фамилии литературных персонажей. Они стали точными обозначениями беспардонного поведения и лени в решении бытовых вопросов, отсутствия жизненных целей у незаурядного человека и самодовольного солдафона.

Особое место среди таких «жизненных картин» и их именований занимают басни Ивана Андреевича Крылова. Свинья, подрывающая корни дуба, дающего ей желуди, обозначает «самоуверенное опасное невежество».

Очевидно, что описанная в басне ситуация очень похожа на ту, которая характеризует многие явления современной жизни. Например, борьбу с коррупцией, требование соблюдать экологическое законодательство или предотвращать насилие в семье. Во всех этих случаях словесное обличение соответствующих зол значительно превышает реальные эффективные действия. Следовательно, необходимо как-то назвать саму такую ситуацию.

В 90-х годах прошлого века для этого было придумано слово васькизм . На его авторство претендуют академик-экономист Леонид Абалкин, поэт Евгений Евтушенко и писатель Сергей Есин. Каждый из них таким образом откликнулся на необходимость обозначить положение дел, при котором «имеющий власть, а следовательно, и право, и обязанность прекратить безобразие, много и громко говорит о недопустимости этих безобразий, а реальных действий для их прекращения не принимает». Очевидно, что говорящие по-русски очень нуждаются в кратком и точном обозначении такого весьма распространенного явления.

К сожалению, опыт решения этой задачи оказался неудачным. Слово васькизм в русском языке не приживается: многие или вообще не понимают его значения, или ошибочно связывают с просторечным вась-вась – «неофициальные, дружеские, доверительные отношения в бытовой сфере». Неудача со словом васькизм не отменяет самой задачи – найти соответствующее именование для ситуации. Для каждого из ее участников – обнаглевшего преступника и неадекватного стража порядка. Было бы хорошо иметь также возможность кратко и точно назвать также и причины их действий. До тех пор пока у нас не будет соответствующих кратких и точных именований, трудно будет бороться и с самими явлениями, и с их участниками.

Хотя в обозначении элементов обсуждаемой сферы есть новые удачные находки. Например, телефонное право или прикормленные чиновники ( полицейские и т. п.). Однако этого очень мало. Особенно в сравнении с тем обогащением русского литературного языка, которое происходило в конце XVIII – первой половине XIX века.

Заключение Существуют ли угрозы для русского языка?

В середине прошлого века Корней Чуковский озаглавил свою книгу, посвященную русскому языку, «Живой, как жизнь». Осмелюсь уточнить «дважды живой»: сам по себе и как отражение живой жизни. А все живое, без сомнения, подвержено опасностям. Причем эти опасности кажутся всякому любящему особенно серьезными и исключительно вероятными. Равнодушный всегда уверен в том, что с тем (и теми), к кому он равнодушен, ничего плохого не случится.

На мой взгляд, опасности (специально не заменяю это слово на более воодушевляющее и модное вызовы ), которые угрожают русскому языку, не в расшатывании литературных норм, орфографических, орфоэпических и иных. Как показывает опыт последних десятилетий, когда страна перестала говорить по бумажке и успешно осваивает русский Интернет, здесь дело обстоит совсем неплохо. Это, разумеется, не значит, что соответствующие рекомендации в принципе могут стать менее настойчивыми. Хотя, быть может, в отдельных случаях, они могут быть и не столь однозначными и категорическими. Состояние орфографической, орфоэпической и иной формальной внешней культуры русской речи, как кажется, не создают реальных помех и недоразумений при общении. К началу XXI века в обществе четко доминирует установка на престижность формально правильной устной речи, а вся система школьного обучения русскому языку как родному нацелена исключительно на соблюдение орфографических и пунктуационных правил в речи письменной. Успехи здесь очевидны, а контроль, гражданский и государственный (в форме ЕГЭ, в частности), не ослабевает. Эта граница защищается от опасностей и, надеюсь, будет защищаться достаточно надежно.