Читаем Говорим правильно по смыслу или по форме? полностью

Не совсем ясным остается для прилагательного известный и то, кто же именно обладает соответствующими знаниями. Вспомним для сравнения, как обычно объясняют дорогу приезжему: Сядьте на тройку! (ясно, что не на лошадей, но на трамвай, автобус, троллейбус или маршрутку, неясно). И доезжайте до Маяковского! (улицы, площади, а может быть, и до музея или театра им. Маяковского – опять неясно). То же самое и с известным. Часто мы неправильно оцениваем степень информированности нашего собеседника. Ошибочно полагая, что он знает все то же самое, что знаем мы. Поэтому, встречая конструкцию известно, что, неплохо задать вопрос «кому именно известно?». Это тем более полезно, поскольку некоторые авторы скрывают за словом известный собственное слабое знание предмета речи. Например, как утверждает известная теорема Геделя о неполноте, это часто просто запрет для собеседника задавать вопросы. Автор сообщает о том, что стыдно не знать, что сообщает якобы всем известная теорема. Впрочем, если преодолеть ложный страх и продемонстрировать вовсе нестыдное незнание, часто можно убедиться в недостаточной осведомленности самого таким образом говорящего/пищущего. Однако у нас как-то не принято задавать вопросы относительно значений услышанных или прочитанных слов. И ловкие авторы, лекторы и ораторы этим часто небескорыстно пользуются, употребляя слова известный, известно и т. д. Итак, встретившись со словом известный очень полезно задавать оба вопроса: известный кому именно и известный чем именно. И получать ответы типа известный студентам и коллегам в университете А своим небескорыстием (талантом лектора и исследователя).

Прилагательное знаменитый принципиально не отличается от известный, усиливая лишь степень известности и скорее предполагая для нее позитивные основания. А русская пословица Каков Савва – такова и слава подчеркивает фундаментальную зависимость хорошей или дурной известности от качеств и дел самого персонажа.

В значении «широко известный» вообще без какой-либо оценки может употребляться также прилагательное популярный. Однако у него есть еще и второе значение «понятный, доступный для восприятия всякому, простой и ясный». В этом значении у популярный также нет отрицательной оценки, которая присутствует в примитивный, упрощенный, незамысловатый. Однако эти слова находятся совсем рядом с популярный.

Это видно, например, в производных популяризировать, популяризация в значении «делать популярным», т. е. «доступным для людей любого, в том числе и низкого, уровня». Ср. также в «Толковом словаре иноязычных слов Л.П. Крысина»: «поп – первая составная часть сложных слов, соответствующих по значению словам массовый, популярный – поп-музыка, поп-культура». Иными словами, популярность, как и известность, тоже палка о двух концах. При этом известность (большая или меньшая, не важно!) с плюсом или минусом зависит от чем? А популярность, получая заведомо плюс за количество «охваченных», имеет скорее минус за их качество, т. е. у кого? в какой среде?

Как кажется, таким образом, устройство русского языка показывает весьма относительную ценность тех сведений и оценок, которые исходят от других людей. И обращает человека-творца внутрь самого себя и в вечность. В этом ключ к пониманию пушкинских строк: «Поэт, не дорожи любовию народной «и» ты сам – свой высший суд». Известность и популярность могут следовать за очень разными по сути и назначению делами. Но никак не гарантируют им величие и непреходящую ценность.

Пощады не будет

Именно такими словами выразил недавно один крупный федеральный чиновник недовольство работой своего подчиненного. Понимал ли он до конца смысл своей угрозы?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР

Джинсы, зараженные вшами, личинки под кожей африканского гостя, портрет Мао Цзедуна, проступающий ночью на китайском ковре, свастики, скрытые в конструкции домов, жвачки с толченым стеклом — вот неполный список советских городских легенд об опасных вещах. Книга известных фольклористов и антропологов А. Архиповой (РАНХиГС, РГГУ, РЭШ) и А. Кирзюк (РАНГХиГС) — первое антропологическое и фольклористическое исследование, посвященное страхам советского человека. Многие из них нашли выражение в текстах и практиках, малопонятных нашему современнику: в 1930‐х на спичечном коробке люди выискивали профиль Троцкого, а в 1970‐е передавали слухи об отравленных американцами угощениях. В книге рассказывается, почему возникали такие страхи, как они превращались в слухи и городские легенды, как они влияли на поведение советских людей и порой порождали масштабные моральные паники. Исследование опирается на данные опросов, интервью, мемуары, дневники и архивные документы.

Александра Архипова , Анна Кирзюк

Документальная литература / Культурология
Советская внешняя разведка. 1920–1945 годы. История, структура и кадры
Советская внешняя разведка. 1920–1945 годы. История, структура и кадры

Когда в декабре 1920 года в структуре ВЧК был создано подразделение внешней разведки ИНО (Иностранный отдел), то организовывать разведывательную работу пришлось «с нуля». Несмотря на это к началу Второй мировой войны советская внешняя разведка была одной из мощнейших в мире и могла на равных конкурировать с признанными лидерами того времени – британской и германской.Впервые подробно и достоверно рассказано о большинстве операций советской внешней разведки с момента ее создания до начала «холодной войны». Биографии руководителей, кадровых сотрудников и ценных агентов. Структура центрального аппарата и резидентур за рубежом.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Александр Иванович Колпакиди , Валентин Константинович Мзареулов

Военное дело / Документальная литература