Говорит и показывает. Книга 1

Маюшка кивнула, грустит. Ведь всю неделю её Васе ходу сюда нет. Я слежу как цербер. Явится тискать её… Я отвечаю на его звонки, вру напропалую и ему, и ей, а уходя на работу, вообще тайком отключаю телефон. Пусть хотя бы каникулы побудет дома без этого опасного типа.

– В те времена модно было вот такие украшения, – я подал ей перстень, развернув ладонь.

Как приятно мне было увидеть радостное воодушевление на её лице. Маюшка села, отложив книгу. Всё-таки как все девочки любят побрякушки! Надо ей и серьги купить большие, чтобы качались у лица…

– Ой, Ю-Юшек! – Маюша надела перстень на пальчик. – И впору! Как ты… – обняла меня, поднявшись на коленках. – Ох, вот здорово! Ну…

Я с удовольствием смотрю на неё. Похудела немного за время болезни и побледнела, на улицу почти не ходила.

– Май, поехали на дачу? Там сейчас снегу… – я закатил глаза, – белки, снегири-синички, а? Камин разожжём. Я съезжу, протоплю, может и наши присоединятся?

– На дачу? – удивилась Маюшка. – Ну поехали, что ж не поехать. Синички… – улыбается, продолжив разглядывать кольцо, любоваться камнем.

Довольный Ю-Ю ушёл, звонить пошёл приятелям, чтобы отвезли его на дачу. Я легла на спину, любуюсь камнем на моём пальце. Грани отсвечивают коричневатым цветом, и сидит приятно, не давит и не болтается. Ю-Ю, всегда знаешь, чего я хочу. Пообещал и сделал тут же…

Я вздохнула. Вася так и не позвонил за неделю ни разу. Я пока лежала в температуре и с сильнейшей болью в горле, почти всё время в полудрёме прислушивалась, постоянно, всё надеялась, что он придёт, хотя бы увидеть его. Но он не позвонил. Так и не позвонил. И не пришёл. Не выдержав, я позвонила сама позавчера и сегодня утром. Думала, поздравлю с Рождеством… Но Иван Генрихович сказал, что его нет. И в первый раз, и во второй. Обещал передать, что я звонила. Значит, Вася знает, что я звонила. И не позвонил всё же опять.

Наверное… Наверное, потому что я… потому что не стала… Не захотела… не позволила… Но если так…

Если так, то… то дурной он значит парень!?..

Рассказывают девчонки, как парни остывают, если отказываешься, как я. Но разве это может быть про Васю? Про Васю?!

Нет, он не такой! Он хороший. Он сам не стал настаивать. И вообще, он бы…

Мне всё время хотелось плакать, и я плакала каждый день. И скучала по нему ужасно. Снова ждала, сердилась и не верила самой себе, снова удивлялась, что он не звонит, и опять вопреки логике не хотела верить, что он решил перестать дружить со мной, потому что я оказалась такой старомодной и скучной.

Он, может быть… может быть, с другими, кто не сторожится так сейчас…

А девчонки звонили. Когда я смогла говорить, отвечала. Рассказали, как прошёл Новый год, действительно играли и в «Мафию», и в «Кис-мяу», и нацеловались друг с другом до боли в челюстях. Шампанского напились, курили, кто-то сигарет принёс.

– Повеселились отменно, жаль, что вы с Метлой не пришли. Но вы-то хоть время не без пользы провели? – я прямо вижу, как блестят глаза у Оксаны при этом вопросе.

Рассказать ей, что было – невозможно, и сказать, что у Васи мама попала в больницу из-за водки – ещё хуже. Поэтому я сказала уклончиво:

– Нормально.

Я и подумать не могла, какие выводы они могут сделать из моих слов не говорящих ни о чём. Но я не думала в тот момент ни о каких выводах.

– Ладно, расскажешь потом. Выздоравливай, Кошка.

Я вышла из комнаты, догоню Ю-Ю, вроде не вышел ещё. Воспоминания об этом разговоре заставили меня сказать ему:

– Ю-Ю, может, шампанского купишь на дачу? – я застала его в прихожей за тем, что он застёгивал тёплые ботинки.

Поднял голову, мотнув волосы назад. Усмехнулся, чуть-чуть вбок, симпатично:

– Идёт. По секрету. И вкусного чего-нибудь. Чего хочешь?

Я пожала плечами. Аппетит не вернулся пока. Вот попробовать шампанского хотелось, предки не дают пока…

Я не могу ни дозвониться, ни застать Майку. Это первый раз за три с лишним года, когда мы не видимся так долго. Всегда и на каникулах мы виделись каждый день. Встречались и гуляли, в кино ходили. Ни разу не было, чтобы она не хотела со мной говорить хотя бы по телефону. То её нет, то…

Это из-за того, что случилось. Это из-за этого. Она меня любит, а я руками ей под джинсы… вот и не хочет теперь меня видеть…

Не пара мне. Конечно. Я грубый, похотливый… грязный малый. А она… она такая… как охапка цветов… Майка…

Я не разговаривал с Иваном Генриховичем все эти дни. Будто в осаде. Мама в больнице, Майка не хочет говорить и видеться со мной, а с моим взрослым другом, я не хочу теперь говорить.

Мама шла на поправку. Похорошела и посветлела лицом, стала похожа на себя прежнюю, вот выпишется, причёску сделает. У неё волосы вьются как у меня, сейчас свалялись, но выйдет и…

Мама выписалась девятого января. Но на другой день пришли две тётеньки, похожие на диванные подушки, в кофтах с люрексом, с начёсанными волосами в причёски высотой в дом. У одной белого цвета, у другой – малиновые. И говорили, потрясая толстыми серьгами и клипсами в толстых ушах: