— Я был бы плохим материалистом, если бы не верил не только в существование жизни во Вселенной, но и в высокое ее развитие во многих мирах нашей Галактики, — заявляет Басов так энергично, что Алексей начинает даже сомневаться: он ли всего несколько часов назад говорил о том, как одиноко человечество? Или, может быть, Басов был так пьян, что не помнит теперь, о чем говорил? — И мы будем искать эту жизнь всюду, куда позволит проникнуть разрешающая способность наших приборов, — вдохновенно продолжает Басов. — Климов только что сообщил, будто принял с дзеты Люпуса радиосигналы на волне двадцать один сантиметр, профиль которых отличается от профиля излучений межзвездного водорода.
— Ну что же, я рад за него, — почти равнодушно отзывается Костров. — Может быть, ему и повезло. Я еще в Бюракане занимался этой звездой, но безрезультатно.
— Значит, и у тебя не хватило тогда терпения! — восклицает Басов. — Дзета Люпуса очень похожа на наше Солнце. Ее подкласс — G2, а расстояние до нее в три раза меньше, чем до твоего Фоциса. Так что ты напрасно от нее отрекся. Еще не поздно вернуться, однако…
— А я не понимаю, почему так беспокоит тебя моя «измена» дзете Люпуса? Ею занимается Климов, зачем же дублировать его работу?
Басов снова морщится, будто в рот ему попало что-то очень кислое. Поясняет с явной неохотой:
— Для меня, видишь ли, не безразлично, кто будет заниматься этой, я бы сказал, очень перспективной звездой. К тому же ты ведь знаешь, что у нас скоро вступит в строй семидесятиметровый рефлектор. Не могу же я доверить его Климову?
— А мне?
— Тебе доверю, но только в том случае, если ты займешься дзетой Люпуса или альфой Кобры.
— А альфа Кобры чем же тебя привлекла? С нее тоже были приняты какие-нибудь «обнадеживающие» сигналы?
— Ею Томас Брейсуэйт заинтересовался, — почему-то почти шепотом сообщает Басов. — А я очень в него верю.
Этот человек делается вдруг неприятен Кострову, и он говорит очень холодно:
— Твое дело, конечно, в кого верить. А если моим мнением интересуешься, то я не советовал бы тебе так пренебрежительно относиться к Климову. Он очень способный, я даже употребил бы в данном случае твое любимое определение — «перспективный» ученый. Дублировать его я не намерен. Пусть не только изучает «перспективные» звезды, типа дзеты Люпуса или альфы Кобры, но и работает на семидесятиметровой антенне. Я только порадуюсь этому.
— Ну, как знаешь, — недовольно бурчит Басов и уходит, не попрощавшись.
Оставшись один. Костров рассеянно склоняется над спектрометром; И вдруг снова распахивается дверь…
— Я все слышала, — раздается сдавленный от волнения голос Галины. — Мне бы лучше других следовало знать своего муженька и ничему не удивляться, однако даже я не ожидала от него такого…
Алексей молчит, не зная, что сказать, а Галина продолжает, с трудом сдерживая негодование:
— Постеснялся хотя бы разглашать свои ориентации. И потом, откуда такой энтузиазм, такая вера в обитаемость Галактики? Передо мной он вечно скепсис свой изливает: «Мы одни во Вселенной. Вокруг слепая стихия, вырождение и „белая смерть“ космической материи»! Сверхновые звезды у него «самоубийцы», белые карлики — «звезды-банкроты». От такой картины завыть можно, глядя в бездонное небо. И я все ждала, что вот-вот заговорит он об этом открыто или хотя бы попросит от должности отстранить. И вдруг такая жажда открытий!
— Ну что вы так его ниспровергаете, — пробует заступиться за Басова Алексей. — Он человек незаурядный, с большой эрудицией. Особенно памяти его я завидую…
— Ну, знаете ли, — с досадой перебивает Галина, — это не память у него, а запоминающее устройство, как в электронно-счетной… И потом, память и эрудиция — это не одно и то же.
Костров слушает Галину, не скрывая удивления. Значит, у Басовых не случайная размолвка. Она неплохо разбирается в людях. Получше, пожалуй, чем он, Алексей Костров. И он проникается еще большим уважением к этой женщине, хотя вслух произносит укоризненно:
— Вот уж никогда не думал, что вы такая злая…
— А это, знаете ли, не такое уж плохое качество — быть, когда нужно, злой, — хмурится Галина. — Вам бы оно тоже пригодилось. Но вы все-таки молодец, не поддались на лестное предложение директора. Не взял он вас и новой антенной, хотя я понимаю, что значил бы для вас радиометр с зеркалом в семьдесят метров. И не меняйте, пожалуйста, вашего Фоциса ни на дзету Люпуса, ни на альфу Кобры. Мы непременно выжмем из его «радиограммы» все, что только будет в силах кибернетики.
— И ваших, — улыбается Алексей.
— Да, и моих, более скромных, конечно. Хотя, должна вам честно признаться, ничем не могу вас пока порадовать…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Спустя несколько дней обсерваторию посещают несколько иностранных ученых и сопровождающие их журналисты. Басов, встревоженный их приездом, суетится, наводит порядок, инструктирует научных сотрудников. Заходит он и к Кострову, хотя в последнее время был с ним холоден и разговаривал лишь по служебным вопросам. А теперь приветливо улыбается и спрашивает прежним дружеским тоном: