Говорит Москва

Эти совпадения в сюжете навели меня на невеселые мысли об искусстве и действительности: кто из них идет впереди? кто выше? и кто правдивее?

Но прокурор наш Темушкин стоит, как скала, и говорит в «Вечерней Москве» что у Даниэля он «усматривает, как и раньше, призыв к террору». И Семичастный, бывший председатель КГБ, о том же: «А что поделаешь – время… Суд был, и снова же писатели дали общественных обвинителей… И сейчас, по-моему, приговор не отменен… Все осталось так, как и было. И я считаю, что по отношению к ним не было репрессий или беззакония – ведь был суд». А Юрий Феофанов, утверждавший, что Даниэль и Синявский «стали пособниками злейших наших врагов», теперь, в ходе перестройки, кое-что даже готов и пересмотреть… «А то, что мы делали тогда не то, ну ясно, господи, чего там говорить… время сейчас другое…», но не все: «Морально я бы статьи Синявского и повесть Даниэля все же осудил…»

Обстановка, что ни день, меняется. История вслед за литературным сюжетом делает новый непредвиденный виток. Сегодня я получил поздравительную – с Новым годом, с новым счастьем – открытку от одного молодого писателя: «Грядущий спектакль, сдается, превзойдет все виденное, однако летописцам сих событий можно и позавидовать». Не приведи Бог…

Случилось так, что даниэлевская передача, а соответственно эти заметки приурочились ко второй годовщине его смерти: Юлий Даниэль умер 30 декабря 1988 года. Почему же меня все время тянет в анекдот и балаган, и где светлая печаль возвышенного текста? Мы расстались с Даниэлем много лет назад. Мы привыкли жить вместе – на расстоянии. Я не видел Даниэля последние годы, не знал его болезней и старости. Мой друг остался для меня лихим наездником, и, может быть, поэтому, рассуждая сегодня о его повести и судьбе, я невольно впадаю в тон и стиль нашей преступной и веселой когда-то жизни. Мы так привыкли жить на расстоянии, что даже его смерть я иногда воспринимаю как просто далеко отодвинутый горизонт, обратную перспективу, а не что-то окончательное…

Абрам ТЕРЦ