Говорит седьмой этаж

Мы собрали секретный сбор своего звена. Андрей изложил план, который уже был мне известен.

— Надо как можно быстрей узнать имена героев, которые погибли на том самом месте! И всю их историю узнать!

— А может быть, и описать эту историю? — предложил Профессор.

— Очень денная мысль, — согласился Андрей. — Напишем небольшую книгу об их подвигах. Издавать ее не будем (говорят, что это — канительное дело!), а просто подарим ее пионерам города. Согласны?

Все мы согласились.

— Тогда нужно выбрать спецдвойку для выполнения всех этих заданий.

Профессор сказал, что слово «спецдвойка» звучит как-то нехорошо: напоминает об отметках.

— Тогда изберем спецбригаду, — предложил Андрей. — Кто хочет войти в нее?

Я первый поднял руку. И тут Андрей как подскочит, словно у него внутри что-то взорвалось:

— Сашка хватается сразу за десять дел! Всюду хочет поспеть. Он и в санаторий, он и в волейбольную команду, и в бригаду — всюду готов! Да еще с собакой возится. Несерьезно это… Ты бы, Саша, подумал над собой, вот что!

Я даже вздрогнул. Эти слова: «Подумай над собой!» — мне часто говорила Галка.

Мама ее поправляла: «Не „над собой“, а „о себе“, ты хочешь сказать?»

Но Галка, которая всегда хвастается своей грамотностью, и в другие разы упорно повторяла: «Подумай над собой!» Так ей, видно, больше нравилось.

Она так часто это повторяла, что я даже пытался несколько раз подумать, да все никак не получалось.

Только, бывало, начну о себе думать, а меня в кино позовут или на каток нужно ехать, или еще куда-нибудь. Так ни разу «над собой» и не подумал. И не собираюсь вовсе! Пусть Андрей это запомнит крепко-накрепко.

В спецбригаду выбрали Профессора и Вано Гуридзе. Как наиболее «литературно одаренных». А может быть, я тоже «литературно одаренный»: вот уж какой день пишу свой дневник! И мне это даже начинает нравиться.

27 июля.

Высоко над морем стоит каменный дом с башнями. Мы заметили его еще в день нашего приезда в лагерь. Раньше, до революции, в этот дом приезжал на лето какой-то граф. Все лето граф веселился, безобразничал, а осенью уезжал в Петербург. После революции граф удрал за границу.

Дом с башнями — самый красивый в городе. Здесь устроили санаторий для детей, больных костным туберкулезом. Еще до войны сюда привозили больных ребят со всех концов страны. А когда началась война, санаторий эвакуировался. В красивом доме жил фашистский генерал, поэтому его не разрушили.

И сейчас здесь — снова санаторий. Больные ребята лежат в гипсе по два — три года, а иногда и больше. Наши врачи придумали новый способ лечения: ребята круглый год лежат на свежем воздухе — на верандах, под навесом. Зимой их закутывают в меховые мешки, но не увозят с веранды.

Но что самое удивительное — ребята продолжают учиться, они ни на один год не отстают от нас. В санатории есть учителя по всем предметам. Больным ребятам устраивают и контрольные работы и экзамены. Они переходят из класса в класс. Они много читают, слушают радио, разучивают новые песни.

Почти все ребята вылечиваются, выздоравливают и уезжают из санатория. Но не забывают о нем.

Они пишут письма своим учителям, врачам, санитаркам…

Все это нам рассказал главный врач Савелий Маркович, пока мы гуляли с ним в саду около санатория.

Дело в том, что мы пришли в санаторий в то время, когда ребят осматривали врачи. А порядки там строгие, и нам пришлось подождать.

В парке росли какие-то огромные деревья и было много птиц.

Скоро врачебный обход кончился, и нас позвали на веранду. Я волновался. Мне казалось, что ребята, которые так долго лежат в постели, должны быть угрюмыми, печальными. Но они встретили нас радостно. У них были розовые, веселые лица. Даже как-то не верилось, что эти ребята так тяжело больны.

Мы привезли с собой костюмы и декорации, чтобы повторить концерт, который подготовили к открытию лагеря.

Наши «артисты» сегодня очень волновались. Даже я свою немую роль исполнил, как говорят, с особенным подъемом. На меня снова надели гимнастерку, галифе и огромные сапоги. Но уж сегодня я не забыл приколоть к гимнастерке погоны.

А Мастеру пришлось показывать свои фокусы целых три раза. Ребята приподнимались на постелях и старались разглядеть, в чем секрет каждого фокуса.

И тут же нас пригласили на большой праздник: на днях санаторию исполняется пятнадцать лет. Ребята готовят к празднику разные выступления. А потом всем покажут новый фильм. Его ребята ждут с особенным нетерпением.

Во время концерта я заметил одного мальчика. Он чем-то отличался от всех других ребят. У него было строгое, даже грустное лицо. За весь концерт он ни разу не улыбнулся. Только когда на сцену привели пленного фашистского генерала, мальчик приподнялся и крикнул:

— Ага, попался!

Я подошел к постели этого мальчика, но не знал, с чего начать разговор. Мальчик как будто совсем и не замечал меня. На вид ему было лет тринадцать.

— Можно, я здесь сяду? — спросил я.

— Садись, если хочешь, — мрачно ответил он.

Я сел, помолчал немного, а потом спросил:

— Хочешь, я напишу письмо твоим родным или знакомым? Ты продиктуй, а я напишу.