— Ошибки исправлять надо.
— А я попутно, Василий Иванович!
— Добро! Тут к тебе Павел Корчагин обратиться хочет.
— Слушаю.
— Говори, Павлуша!
— Был я на днях в одной московской школе, сидел на уроках советской литературы и собрал целый букет любопытных высказываний.
— Прочти.
— Всех читать не буду, а вот, например: «Павел Корчагин является ярым зачинщиком социалистического соревнования»; «Стальное поведение Павла оказало железное воздействие на комсомол»; «Жухрай раскрыл ему глаза на жизнь, и он стал смотреть на нее глазами, у которых появилась жгучая ненависть к врагу»; «Павел сильно преболел. В дальнейшем ему грозила слепота и вообще недвижимость». Это про меня, а вот про моего любимого поэта: «Маяковский дорог нашему человечеству за лирическую критику»; «Он призывает поэтов бороться со всякими нечистотами»; «Его произведения переведены на языки национальных народов». Теперь про Василия Ивановича: «Чапаев породил Фурманова, но тот не растерялся и в свою очередь породил его самого»; «Чапаев легендарный герой, не прораставший еще ни в одном человеке, у него была привычка рубать белых и петь запоем любимые песни»; «Чапаева можно сравнить с Данко, который разорвал свою грудь, вытащил из нее горящее сердце и отдал его народу».
— Брось, Павлуша, — сказал Чапаев. — Давай лучше прокатим Стилистику!
— Прокатим, Василий Иванович!
Не успели мы оглянуться, как Иван Яковлевич очутился среди героев советской литературы и под ликующие звуки листовской тачанки укатил вместе с ними в неизвестном направлении.
Из своей неожиданной поездки по карнавалу Иван Яковлевич вернулся радостный и оживленных!. Поблагодарив Чапаева и Павла Корчагина, он уселся на свое место и обратился к нам с неожиданной речью:
— Никогда не думал, что школьный карнавал, да еще посвященный такой, казалось бы, сложной и трудной теме, как стилистика русского языка, может быть столь увлекательным и интересным. Знаете, кого я сейчас встретил?
— Кого?
— Козьму Пруткова.
— Не может быть!
— Представьте себе. Настоящего Козьму Пруткова, живого, с бородавкой и со всеми другими отличительными особенностями.
— И что же он вам сказал?
— Одну единственную фразу.
— Какую?
— Смотри в корень.
— Что же в ней особенного?
— Как? Неужели, общаясь со мною, вы до сих пор не усвоили, что, постигая русский язык, его фонетику, морфологию, синтаксис, его стилистику, мы должны, обязаны смотреть именно в корень, и прежде всего в корень слова, имеющий чудодейственное свойство, позволяющее мыслить в обозначаемом им предмете какое-нибудь материальное свойство (
— Смотри в корень, Стилистика, не то прозеваешь кое-что! — раздался вдруг громкий насмешливый голос. Мы оглянулись и увидели Козьму Пруткова об руку с какой-то дамой, которая показалась нам очень странной. На ней было широкое платье из чешуйчатой золотистой материи, пестрый цыганский платок и высокие кавалерийские сапоги со шпорами. В правой руке она держала старинный пистолет, похожий на современную ракетницу.
— Знакомьтесь, — сказал Козьма Прутков, — моя дражайшая супруга, Викторина Александровна Всезнайкина.
— Качать Всезнайкину! — крикнул Виктор Козаков и хотел было спрыгнуть вниз, но Козьма Прутков остановил его величественным жестом.
— Качать не надо, она сейчас сама раскачается.
И в самом деле Викторина Александровна стала вдруг раскачиваться из стороны в сторону, как маятник. Это раскачивание постепенно перешло в венгерский танец, в самый разгар которого раздался выстрел и в нас полетели разноцветные бумажки с вопросами. Вопросов было много, но запомнились лишь самые интересные.
Исправь ошибку