Автомобиль тяжело заворчал, переваливаясь через пологий горбик, обозначающий конец асфальтового покрытия и захрустел шинами по грунтовке, ведущей на самый верх. Там, прямо на обрыве, рядом с маяком, усилиями неизвестных доброхотов была возведена целая скамейка, и открывался потрясающий вид на залив, отражающий покрытое разноцветными облаками небо. Я заглушил двигатель, вышел из машины и подошел к краю.
— Красиво…
Я обернулся. Она сидела, скрестив ноги, на капоте «Ламборгини» — тонкая изящная фигурка на прямых, четких линиях, кроссовки прямо над лого с яростным золотым быком. Ветер запутался у нее в волосах, от бессилия играя блестящими черными прядями.
— Я не очень-то люблю делать долги, Лейтенант, — голос Алисы звучал ясно и четко. — Но то, что задолжала, предпочитаю отдавать. Сразу.
— Эй, что ты…
— Эти джинсы, — она чуть повысила голос, — довольно плотно сидят. Снимаются тяжело. Но если ты постараешься как следует, я не буду против.
Я сделал шаг. И еще один.
— Тебе не обязательно…
— Спасибо за это интересное мнение, я приму его во внимание, — Алиса слегка нахмурилась. — Ну так что, сделаешь последний шаг, или я уйду с этой приятной теплой поверхности, и мы оба притворимся, что ничего не было?
Я сделал этот шаг. И никуда она не ушла.
Она пахла клубникой и лепестками едва расцветших абрикос, и ее кожа, еще недавно грубая и обветренная, шелком скользила под моими жесткими пальцами. Дыхание сбивалось, нарушая ритм, сердце билось так громко, что я боялся — как же нам разговаривать-то, ничего же не будет слышно…
Правда, слова не понадобились — ушли, испарились очень быстро, увидев и поняв собственную никчемность. И некоторое время ничего, кроме заполошного стука сердец и сбивчивой музыки вздохов, слышно не было.
— Я очень хочу… — сказала она, когда снова обрела возможность говорить, — я безумно хочу, чтобы это никогда не кончалось… Но это, наверное, было бы неправильно.
Я ничего не сказал, потому что еще не мог говорить. За ее прекрасным обнаженным телом, за блестящей от пота и страсти бронзовой фигурой, ловящей на себя последние отблески солнца, в море, ветер закручивал плотные темные тучи в хлысты смерчей. Гнулись черные конусы елей, светлым пятном скользил по надвигающейся тьме свет с маяка. Свет солнца блек, словно только что погашенная ртутная лампа. Какое сейчас время года, какой сезон застыл, запутался и навсегда замерз в Городе-минус-один? Мягкая зима? Позднее северное лето? Ранняя осень? Я в очередной раз попытался угадать, но почти сразу отказался от этой мысли.
— Знаешь… — она дышала часто, прерывисто, — я должна тебе еще кое в чем признаться…
— Не самое удачное время, по-моему?
— Как раз удачное… Понимаешь, Лейтенант… — ой, вот сейчас было больно — мне неприятно это говорить, но если ты думаешь, что после вот этого мы непременно поженимся и будем верны друг другу, пока смерть не разлучит нас, то у меня для тебя плохая новость…
— Дорогая моя, я провел последние месяцы в замаскированном под бар-мотель публичном доме — а это не лучшее место для целибата. С другой стороны, так удачно совместить работу и хобби еще, думаю, никому из Корпуса не удавалось…
— А-ах! Сволочь ты все-таки, Лейтенант! Я тут как бы пытаюсь выглядеть перед тобой циничной стервой, а вместо этого, получается, раскрываюсь с какой-то совершенно неправильной, сентиментальной стороны… Ладно! Знаешь, сколько у меня было парней в училище Корпуса?
— Во-первых… я, наверное, не назвал бы ту сторону, которая сейчас передо мной, такой уж сентиментальной. Во-вторых…
— Ах!..
— Тут согласен. И все-таки, раз уж ты настаиваешь… хотелось бы услышать детали тех омерзительных порнографических сцен в Училище, о которых ты недавно упоминала.
— А тебя это, я смотрю, заводит? Даже не отвечай, и так все понятно…
— Можно подумать, это не ты мне тут сейчас подмахиваешь.
— Неважно… так вот, тяжело там было учиться наивной неопытной девочке вроде меня… в день бывало иногда три-пять парней… ну ладно, в среднем все-таки трое…
— Одновременно, наверное? И все — карлики? Или, может, ушки там у них были кошачьи?
— Причем здесь карлики?
— А забавная картина получилась бы… что-то вроде Белоснежки и семи гномов…
— Извращенец!
— А то! И это я еще из лучших представителей Корпуса — представляешь, что там творится в плохие дни?
— Ох!.. И как после такого приличной девушке себе в глаза смотреть?
— Осмелюсь заметить, приличные девушки незнакомым мужчинам ноги на плечи обычно не закидывают.
— Незнакомым? Пяти лет тебе не хватило?
— Хм… Малознакомым тогда?
Она хихикнула и застонала.
—Лейтенант, такое дело, я сползаю… капот все-таки не очень приспособлен для…
— Понятное дело — рожденный ползать… А перевернись-ка, если не устала — перейдем в партер. Освежим твои навыки.
— Нет… тут другое… а-а-ах.! Как у тебя это получается?
— Годы тренировок, оглушающий успех у десятков благодарных поклонниц, как обычно. А может, дело в новой прическе. Рыжий цвет тебе не очень шел.