Говоруны: Везучие сукины дети (СИ)

Клэм нашел призвание своей жизни в работе дирижером — по крайней мере, так это выглядит со стороны. Его перчатки с равной легкостью пробивают горящий жаркий воздух и мягкие белковые тела. Взмахами рук — невесомыми, воздушными — он регулирует, кому в проклятой выжженной оранжерее следует остаться жить, а кому умереть. Путевку в жизнь пока что не получил никто.

Лейтенант ухмыляется. Наивное простодушие сползло с его души, словно кожа со змеи, и сейчас в гримасе, застывшей на лице, нет ни капли доброты. Револьверы палят без передышки, их стволы раскалились — каждая третья пуля, прошивающая иногда по несколько человек, трассирующая — и на фоне всеобщей смерти и боли это выглядит поэтически красиво.

Уши закладывает от криков и воплей горящих заживо. В воздухе почти физически ощущается боль и отчаяние. Сопротивления нет. Это избиение безоружных.

Кровью, огнем и колесами группа проходит первый — условно первый, потому что он возвышается над городом, как гора — этаж, готовая к любым гнусным неожиданностям и практически уверенная в том, что лифт будет заблокирован, а лестница наверх — завалена. Но она ошибается.

На втором этаже их ждет сюрприз. В отличие от оплавленного и черного от огня, дыма и сгоревшей плоти парка ниже, здесь все почти стерильно белое — стены, потолок, даже окна, похоже, выходят на берег Северного ледовитого океана с навсегда вмерзшими в прибрежный лед кораблями и призрачными белыми медведями. Здесь совершенно чисто и почти сверхъестественно пусто. И тихо — их шаги звучат как святотатство.

Но сюрприз, как выясняется, отнюдь не в этом.

— Здравствуйте, — приветливо говорит им выходящая из бокового — разумеется, тоже белого — коридора девушка. — Как добрались?

Никто не отвечает. И вовсе не потому, что девушка некрасива — наоборот, в ней есть что-то притягательное. Но это животная, первобытная притягательность, что-то в ее плоском, улыбчивом лице, вздернутом носе, редких, мышиного цвета волосах с ровной челкой и едва заметными зеленоватыми прядями, быстрых, темных глазах. Она невысокого роста, одета в бурую и довольно затрапезную майку с надписью FUCK WHAT CHA HEAR и короткие зеленые шортики. Но самое главное — она смотрит на них, словно на старых знакомых. Но никто в группе не может сказать, что видел ее раньше.

Почти никто.

— Мику… — глухо выдыхает сквозь маску Чумной Доктор. — Что… Как…

Лейтенант сдвигает шляпу на затылок. Горячечный оранжевый огонь в его глазах уже померк, и то, что там было — если было — по всей видимости, устало и отправилось на боковую.

— Так это, значит, и есть Мику?.. — он недоверчиво щурится. — Должен сказать, я представлял ее себе совершенно иначе. Несколько… э… более…

— Это потому, — говорит Чумной Доктор, — что я описывал ее тебе совершенно иначе.

— Зачем же ты обманывал меня, позволь поинтересоваться?

— Лейтенант, помолчи. Все уже давно все поняли. Раньше она выглядела не так, а, Фикус?

— Верно. Раньше… Мику! Что с тобой случилось?

Девушка хитро качает головой. В ее маленьких глазках нет узнавания. Там вообще ничего нет.

— Кто вы, замаскированный незнакомец? Боюсь, мы не представлены друг другу, а значит…

Доктор снимает маску. Мику всматривается в его изборожденное шрамами лицо.

— Фикус… Что…

— Очевидно, вы оба изменились, — нетерпеливо говорит Клэм. — Обычно это случается с течением так называемого времени. Оставляю вас пораженно осознавать эту чрезвычайно сложную истину и предлагаю двигаться дальше.

— Нет, — говорит Доктор. Маска в его руке выглядит сброшенным за ненадобностью щитом. Здесь и сейчас, перед той, что когда-то была его мечтой, он наг и беззашитен. — Что произошло? Что ты… что ты с собой сделала? Или это он? Я знаю, этот ублюдок наверняка…

Девушка пожимает плечами.

— Да вообще-то ничего подобного. Все, что сделал Хелайн, это предложил мне работу, а я, конечно, согласилась. А лицо? Внешность? Ну, просто мне нравится разнообразие. И если все возможно, то почему бы и нет?

— Он… заставил тебя?

— Да нет же, — она улыбается, широко и бездумно. — Зачем? Мистер Свет дал мне то, что я всегда хотела. Будущее. Цели. Перспективу. Он забрал меня с Кайши и устроил здесь, в самом сердце своей империи. Чего еще можно ждать?

— Но ведь ты… не этого желала. Ведь так? Так? Я же говорил… Мы же говорили с тобой тогда, на Кайше… Ты хотела другого. Настоящего. Странного. Я все помню. Что случилось с девушкой, которая превыше всего ценила поиск истины?

Мику отмахивается. Легко, словно от надоедливой мухи.

— Подростковые глупости, — говорит она своим звонким, смеющимся голоском. — Они пропадают, как только ты начинаешь взрослеть. Ты уже начал взрослеть, Фикус?

Доктор не отвечает. Его изрезанные шрамами губы шевелятся, но оттуда не доносится ни звука.