Грааль и Откровение Иоанна Богослова. Философия благородства

Грубый и циничный грех – это низвержение всякого порядка. Но существует и грех более тонкий, который объявил войну грубому греху, и от этой войны, от этого противостояния создаётся иллюзия, что тонкий грех вовсе и не грех, а добро, и под видом добра он и существует в мире до тех пор, пока спиритуальная непорочность не разоблачит его как зло. Полное разоблачение этого зла – дело будущего: "Из уст же Его исходит острый меч, чтобы им поражать народы" (Откр. 19. 15). Меч – это обличающее слово. Оно будет, по сути, разоблачением ереси так же, как это было во времена Пергамской церкви: "Скоро приду к тебе и сражусь с ними мечём уст Моих" (Откр. 2. 16). Пока же сами мы можем только предполагать, подозревать и сопоставлять пророчество о будущих ересях с тем, что уже было в прошлом и есть в настоящем. Ориентиром в наших предположениях должен стать уже увиденный нами тонкий грех самодовлеющего логизма. В церкви власть логичности над спиритуальной экзистенциальностью обличал ещё ап. Павел как ересь закона и законничества. Закон хорош, но когда он цел. Отношение к закону должно быть целомудренным. Но закон духовен и эта духовность, экзистенциальность является главным в законе, в этом "весь закон и пророки" (Мф. 7. 12; Мф. 22. 40.). Исполнять одни заповеди и не исполнять других – мерзость перед Богом, потому что избираемая в этом случае часть закона всегда сводится к недуховной его половине: "Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие" (Мф. 23. 24.). Такие законники – лжецы, когда учат, что можно стать праведником, исполняя часть закона. Уставщики и законники – бунтовщики, т.к. Бог сотворил человека свободным для любви, а они взбунтовались, подчинив себя не главной части устава и не лучшей половине закона, ставши рабами этой половины. Желание части и половины – бесовская похоть, нечистая страсть к части и половине, разрастающейся всегда как раковая опухоль. Этот бунт против свободы и против любви – есть бунт против Бога. "Всякое дерево, не приносящее плода добраго, срубают и бросают в огонь" (Мф. 7. 19). "Плод" (Ин. 15. 1) – это любовь. Дерево, не приносящее плода в данном случае – это часть закона. Главным занятием в традиционных конфессиях, прошедших через реформы четвёртого века, стали служба и устав. Само понятие греха стало армейским: грех – это нарушение устава или уставного правила. Такая картина – вовсе не результат нашей ограниченности. Не так уж мы и ограничены, и это наша вина, что уставщики командуют в церкви, а не пророки. "И стало у них словом Господа: заповедь на заповедь, правило на правило, тут немного, там немного, – так что они пойдут, и упадут навзничь, и разобьются, и попадут в сеть и будут уловлены" (Ис. 28. 13). Иисус Христос, все заповеди Которого сводятся просто к доброте человеческого сердца, обличил законничество как ересь. Дело в том, что закон Моисея имел вектор тоже к доброте, к нравственному совершенству, до которого в те жестокие времена было еще далеко, но библейские пророки непрестанно напоминали и объясняли эту моральную суть закона. И именно эту интенцию закона иудейские книжники извратили в бесчисленные обычаи, правила, установления, порядки и т.д.