Граальщики

Туркин поднял голову. Это было слишком сложно для него. Если не считать основного принципа, что если человеку отрубить голову, то он долго не проживет, Туркин плохо разбирался в анатомии.

– Ты же меня знаешь, – ответил он, – я попробую все, что угодно. Э-э, Беддерс, скажи, а что ты знаешь о коленках?

– Это не сработает, – заявил Туркин. – Не спрашивай меня, откуда я это знаю, я просто знаю, и все.

– Заткнись, Тур, – буркнул Бедевер.

– Ну хорошо, хорошо. Я просто сказал, только и всего. Но не обвиняй меня потом…

– Мальчики! – резко произнес череп. – Попрошу без капризов!

– Прости, – сказал Туркин, – я просто хотел сказать…

– Достаточно, мастер Туркин, – прервал череп. – Да, кстати, не было ли у тебя кузина по имени Брюни?

Туркин поднял бровь.

– Верно, – произнес он, – Брюни Сан-Пити. Да, если подумать, он ведь тоже учился в нашем колледже.

– Я сразу подумала, что ты мне кого-то напоминаешь, – воскликнул череп. – Это был кошмарный ребенок.

Много лет назад отдел исследований рынка группы «Лионесс» обнаружил, что проникновение финансовых служб «Лионесса» в рыночные структуры великанов Южной Пермии составляет менее 18,5 %, и было предпринято глобальное рыночное наступление. Оно было достаточно успешным, и в результате великаны (которые в основной своей массе были персонификациями ледников и могли проследить свою родословную до Второго Ледникового периода) вскорости полностью вымерли.[9] Один из этих великанов, Гермадок Жестокий, приобрел оффшорные облигации стерлинговых активов, которые стали желтеть спустя десять минут после того, как высохли чернила на полисе, и он пришел прямиком в Атлантис-Сити, чтобы подать жалобу. Чиновникам из отдела работы с клиентами пришлось стрелять в него из катапульт, только чтобы пресечь его передвижение по офису. После этого они связали его и бросили в темницу. По частям.

Поскольку он был великаном, его бедренные кости в длину превышали двенадцать футов. Люк же находился немногим более, чем в восемнадцати футах от пола.

– Я как-то видел, как один парень проделывал что-то похожее в цирке, – сообщил Туркин. – Его звали Гарсио Великолепный, и он действительно был неплох. Но заметьте, – прибавил он, – что у него были настоящие ходули со специальными выемками для ног, выступами для рук и всем прочим.

Бедевер, вцепившись что было мочи в великанскую кость, нетерпеливо кивнул.

– Ну что, ты уже там? – поторопил он.

– Не уверен, – ответил Туркин. – Понимаешь, здесь так темно… Ага, а это что такое?

Подпорки угрожающе закачались, и Бедевер еле удержался на ногах. Он оперся спиной о стену и прижал кость к своей груди. Так должно сработать гораздо лучше, сказал он себе, а то…

– Есть!

Затем послышался громкий крик и ругательство, и внезапно подпорки лишились давящей на них сверху тяжести.

– Тур! – крикнул Бедевер и попытался взглянуть, что происходит наверху, но это было бессмысленно. Сверху донеслось несколько нечленораздельных звуков.

– Тур!

– Все в порядке, – раздался полузадушенный голос. – Здесь какая-то ручка, я за нее держусь. Теперь бы еще ослабить этот болт…

А потом темницу затопил поток света.

А потом темница оказалась несколько переполненной.

Гермадок Жестокий был вовсе не так уж плох, если подумать. Когда Бедевер и Матрона объяснили ему суть дела, и до него дошло, что он снова жив, и что во всем, что произошло, действительно нет их вины, он даже помог им всем выбраться из бункера – Бедевер был поражен, обнаружив, как много их там было, – и возглавил своих товарищей-жалобщиков в поисках кого-нибудь, кому можно было бы пожаловаться. Наши герои слышали, как они делали это где-то далеко в недрах предприятия.

– Ну вот, – сказал Туркин, – дело сделано. Сущие пустяки, в общем-то.

Матрона улыбнулась. Когда на ее кости вернулась плоть, Бедевер обнаружил, что она ни капельки не изменилась.

– Спасибо вам обоим, – милостиво произнесла она. – Премного обязана, честное слово. Ты, видимо, очень понятливый мальчик, мастер Бедевер, если сумел сообразить, что мы вовсе не были мертвы, и что все в этом подземелье держалось на магии.

При обычных обстоятельствах Бедевер объяснил бы ей, что сэр Жиро в старом добром колледже учил их, что поскольку смерть необратима и окончательна, то любая вещь, которая позволяет пациенту продолжать разговаривать, просто обязана быть чем-то другим. Но, вспомнив яблочные огрызки за батареями, он удовлетворился застенчивой улыбкой.

– Ничего особенного, – сказал он.

– А ты, мастер Туркин, – продолжала Матрона, – показал себя настоящим храбрецом. Ты молодец!

Туркин, непривычный к комплиментам, покрылся краской. Обычно, когда он бывал храбрым, единственными свидетелями этого были те люди, против которых его храбрость была направлена, а они чаще всего были склонны подходить к делу весьма критически.

В отдалении раздался удар, от которого содрогнулся пол, сопровождаемый радостными воплями. Там, по-видимому, жаловался Гермадок. Судя по звукам, он решил не подавать жалобу в письменном виде.