Грабители морей

Увидав это, Надод невольно почувствовал ужас. Великан в два-три приема мог искрошить таким образом половину нападающих.

Снаружи послышались радостные крики: бандиты устроили костер, зажгли его, и огненные языки уже начали облизывать массивную дверь.

Прошло десять минут. Дверь, разумеется, в конце концов должна была загореться.

Вдруг словно само небо послало помощь осажденным: собиравшиеся всю ночь тучи пролились на землю сильнейшим ливнем – и в несколько минут костер бандитов был залит до последнего уголька.

XXV

Объяснения, сделанные призраком. – Sursum corda. – Фредерик Биорн. – Дядя Магнус.

Ингольф с неописуемым волнением услыхал, как удалились солдаты, пораженные исчезновением узника. Совершилось невероятное чудо: он был спасен в тот самый момент, когда жизнь его висела на волоске.

Из оцепенения вывел Ингольфа голос того самого человека, который его спас.

– Идите за мной, – сказал тот голос так тихо, что Ингольф едва-едва расслышал. – Вам больше нечего бояться.

Капитан однако вздрогнул, почувствовав прикосновение костлявой, тощей руки, точно у скелета. Незнакомец взял его за руку и повел по узкой лестнице, устроенной в толще стены и ведшей в нижний этаж, где находились комнаты пропавшего Магнуса Биорна.

Перед тем, как начать спускаться, незнакомец вдруг, словно уступая обуявшему его чувству любопытства, приподнял небольшой фонарик и осветил им лицо Ингольфа. Внимательно поглядев на черты молодого капитана, таинственный незнакомец как будто взволновался, и Ингольф услыхал, как он бормочет, тяжело шагая вниз по лестнице:

– Да, это так. Грундвиг правду сказал. Вылитая герцогиня Матильда в молодости… И как это Гаральд не узнал его?

Помолчав немного, старик продолжал, размахивая ключом:

– Гаральд! И я тоже хорош: чего захотел от него!.. Гаральд только занят Олафом и Эдмундом… Его накажет Бог за то, что он покинул своего брата. За себя я его прощаю… мне уж так немного осталось жить!

Успокоившийся Ингольф со своей стороны тоже разглядывал тем временем старика. Старик был, по-видимому, уже в самых преклонных летах и, казалось, давным-давно изжил свой век. На его иссохшемся, тощем теле, словно на вешалке, болтался черный полукафтан с широкими рукавами, спускавшийся ниже колен. Это одеяние показалось сначала Ингольфу чем-то вроде савана. Кожа на лице, казалось, совершенно присохла к костям и на лбу и скулах цветом своим напоминала старую слоновую кость, губы и щеки, словно пергаментные; потухшие глаза глубоко сидели в орбитах, придавая старику сходство с мертвецом. Трудно было придумать фигуру, наиболее подходящую к ходячему понятию о призраке, о привидении. Самый голос старика был глухой, словно замогильный, и какой-то окостенелый. По-видимому, в старике едва душа держалась, а между тем он сохранял полнейшую ясность ума.

Входя в комнату, в которую вела упомянутая нами потайная лестница, столетний старик сказал Ингольфу:

– Здесь вы в совершенной безопасности, и вас никто не потревожит.

И он задвинул панель, которая маскировала проход.

Ингольф остановился, изумленный роскошною обстановкой комнаты. По стенам тянулись восточные диваны, крытые дамасским штофом; стены и потолок были обиты тисненою кожей; чудесный паркет был покрыт толстым ковром, с потолка, на серебряной цепи, спускалась огромная лампа из розового богемского хрусталя. По одной стене шли громадные книжные шкафы красного дерева, наполненные книгами совершенно одинакового формата и в одинаковых переплетах. На корешке каждой значился год ее издания. Ингольф заметил, что тут были все года от 1130 до 1776.

Оглянув комнату, Ингольф поклонился старику, который для него оставался загадкой.

– Кто бы вы ни были, – сказал он, – но вы спасли меня, хотя меня и не знаете. Благодарю вас от всей души. Если мне представится случай доказать вам свою признательность, то я…

– Я вас не знаю? – перебил старик своим замогильным голосом, от которого невольно пронимала дрожь. – Я вас не знаю!.. Как вы можете знать, знаю я вас или нет?

– Так неужели же вы знаете меня? – изумился Ингольф.

– Как же мне его не знать! – пробормотал старик, не давая прямого ответа. – Мне ли его не знать, когда он при мне родился!

Ингольф подумал, что его собеседник давным-давно впал в детство.

– Кто же я такой, по-вашему? – спросил он с ласковой улыбкой.

– Твое теперешнее имя я забыл, хотя Грундвиг и сказал мне его, – отвечал старик. – Вообще на все настоящее память у меня крайне туга. Но и не мудрено: ведь я все равно что законченная книга, в которой нельзя уже больше прибавить ни одной страницы. Но я знаю, что при рождении ты получил имя и титул Фредерика Биорна, принца Розольфского, так как старшие сыновья герцогов – принцы.

Ингольф невольно улыбнулся. Ему стало жаль старика.

– Стало быть, отец хотел повесить собственного сына, – сказал он, – и вы спасли герцога от такого страшного преступления?

Старик понял намек.

– Ты тоже принимаешь меня за сумасшедшего или, по крайней мере, за выжившего из ума… Не отнекивайся, не оправдывайся: я на тебя нисколько не сержусь… Где ж тебе знать?