Грабители золота

Несколько дней он провел в своем новом пристанище, залечивая ушибы, скрываясь от всех глаз и избегая контактов с людьми. Один, наедине со своими мыслями, он стал жертвой всяческих ужасов и тревог. Страшные терзания начались для него, он впал в глубочайшее уныние, он стремился увидеть Мелиду, чтобы вновь завладеть ею и убить. Часто воспоминание об унижении, которому он подвергся, потерпев поражение в борьбе с Томом, грызло его сердце. Он хотел убить Мелиду и отомстить Тому, отнявшему у него его жертву.

Скоро одиночество стало непереносимым для него. Немного успокоенный тишиной, царившей вокруг него, и тем, что прошло некоторое время, он осмелился выйти поздно вечером и дошел даже до Сент-Килды.

Теперь часто по вечерам, скрываясь в темноте за углом соседнего дома, он проводил целые часы, глядя в окно Мелиды.

Однажды вечером он не увидел больше света в окнах. Домик был пуст. Семья доктора переехала.

Макс в отчаянии вернулся к себе.

Если бы он посмел, то пустился бы на поиски, собирал бы сведения о семье Ивенсов, но его удерживал страх. Однажды, возвращаясь вечером на свою квартиру, он почувствовал, что за ним следует какая-то тень. На другой день, когда он смотрел на улицу, прячась за занавесками, он вообразил, что полисмен на углу поглядывает в его сторону с особенным вниманием. Он был вынужден приговорить себя к полному секвестру.

Лишенный единственного средства, могущего отвлечь его от тягостных мыслей, Макс ослабил железные пружины души. В нем как бы произошел переворот. Впервые за всю свою жизнь он завидовал счастью честных людей. Следя глазами за двумя детьми, игравшими на улице, он с удивлением почувствовал, что растрогался. Он стал думать о своем детстве и ощутил как бы освежающее дыхание воспоминаний, долгое время не всплывавших в его памяти.

Макс родился в Лиме.

Он не знал своих родителей, но, углубляясь все дальше в поток лет, он вновь представил себе образ женщины, взявшей на себя заботы о его детстве. Ее звали Мартой. Макс отплатил неблагодарностью за ее доброту, и все же она была единственным человеком, когда-либо ласкавшим его. Иногда он спрашивал себя, не голос ли крови вкладывал в сердце этой женщины такие нежные слова к нему и такое милосердие. Память об этой женщине теперь с непреодолимой силой овладела душой Макса.

Один, опасаясь, смерти, будучи измучен страстями, пресытившись преступлениями, он невольно дошел до мысли, что надо приготовиться к смерти. Взявшись за перо, он написал своей благодетельнице, будто повинуясь зову свыше, как если бы она еще могла дать ему какую-то надежду на счастье.

«Простите меня, – писал он ей, – простите меня. Вы подобрали меня в лохмотьях, завернули в свою шелковую накидку, отогрели на груди… Вы не покидали меня до того самого дня, когда я черной неблагодарностью отплатил вам за все ваши заботы. Вспоминаю: в тот день, когда ваш муж выгнал меня, у вас в глазах стояли слезы. Почему мои родители вместо того, чтобы положить меня у вашей двери, не размозжили мне голову?

Без сомнения, я незаконный ребенок. И я шел прямо к пропасти, куда меня толкал рок. Если бы я вам поведал о моей скитальческой, одинокой жизни, полной ужасов, я бы вас возмутил. Боже, чего только я не натворил! Я богат, у меня более миллиона, но мне грозит кара. Я люблю женщину, которая предала бы меня палачу, если бы могла. Судите же сами, как я должен страдать!

Долгими бессонными ночами я думаю о вас. Память о детстве освежает мой разгоряченный мозг. Я вспоминаю то время, когда, сидя рядом со мной, вы говорили о будущем, когда вы говорили вашей дочери: «Бланш, дитя мое, обними его, люби его, как брата – у него нет никого, кроме нас, в целом свете». И маленькая девочка с нежностью обнимала меня. Как она была прелестна! Розовые пальчики, золотистые волосы. Она была постарше и отличалась добротой.

Если бы вы знали о мыслях, которые приходят мне иногда на ум. Но нет, эти мечты безумны. Я могу теперь только умереть. Если я избегну кары ополчившихся на меня людей, мне придется самому покончить со своим жалким существованием. Но я не хочу умереть, не простившись с вами, с вами – единственной доброй памятью в моей жизни. Мне кажется, что я умру в меньшем отчаянии, если смогу унести в могилу ваше прощение».

Чтобы узнать, какой эффект произвело это письмо, мы вынуждены сделать читателей свидетелями сцены, которая через некоторое время произошла в одном из самых роскошных домов Лимы.

Мужчина лет пятидесяти, высокий, худой, загорелый, с твердыми чертами лица взволнованно расхаживал по салону и хотел было дернуть за шнурок звонка, когда женщина, сидевшая за столом тонкой работы, вскочила и подбежала к нему. Она была прекрасна, хоть и не молода и казалась больной или испуганной.

– Во имя неба, друг мой, – сказала она дрожащим голосом, – не унижайте меня, допрашивая передо мною ваших слуг.

– Правда? – на его губах мелькнула ироническая улыбка. – Мне кажется, дорогая Марта, что когда вы оказывали им доверие, то были менее гордой. Ваша горничная открывала дверь кое-кому, тогда как другие слуги подстерегали мой отъезд.