Грач - птица весенняя

Леша крепче прижался к матери, не сводя с Грача пристальных глаз.

— Это ж… не папа… Это тот…

Люся, бледная, проговорила едва слышно:

— Не папа. Но все равно что папа… Скажите, как остальные?..

Грач вывернулся из медвежьих объятий Козубы:

— Перебрался-таки, значит, из Москвы? Ну, рад…

Он протянул обе руки Люсе:

— Остальные?.. Всё, всё благополучно-по расписанию. Вот… не ждал встретить… нареченную… Удачно же я переменил явку: на настоящую, видите, не рискнул. Разве в таком виде можно… в гостиницу? Да еще без вещей…

Улыбаясь, Бауман показал на свою одежду и сапоги,

— Я и по улице-то прошел благополучно потому только, думаю, что прикидывался пьяным… В меру пьяным, вы понимаете… чтобы городовой не забрал в участок. Ровно настолько, чтобы было понятно, почему весь в грязи вывалялся и сапог оборвал.

Он приподнял ногу, помотал чуть державшейся подметкой:

— Вот… зловредная… Ни тебе побежать, ни тебе поползти. Я так и думал пропаду. По счастью, вспомнил на Рейтарской явку. Пошел на-ура. Жена как, здорова?.. Найдется во что переодеться — я пойду…

Козуба невольно поднял глаза к круглым часам над буфетом. Бауман посмотрел тоже на часы и нахмурился:

— Четверть первого?.. Поздно будет… Или… ничего?

Голос, очень усталый, сорвался; он прозвучал так по-детски просительно, что Козуба невольно улыбнулся:

— Уж не знаю как… Разве что опять выпивши прикинуться… из веселого заведения. Там до двух… до четырех, никак, пьют.

Но Кирилл покачал головой:

— Не столь удобно, полагаю. К тому же, платья на ваш рост не заготовлено. И на недоуменный взгляд Баумана поспешил договорить: — Здесь Разина ждали… Из екатеринославских товарищей, знаете?.. С первомайских арестов сидит. Это ж для Разина явка была указана.

Бауман двинул бровями:

— Разина?.. Но ведь он вчера решил не бежать.

— Что?! — выкрикнула Люся. — Он добровольно остался?

Бауман кивнул:

— Ну да. Он рассчитал, что рисковать не стоит. Ведь он за демонстрацию только. Максимум, что ему грозит, — высылка куда-нибудь, в не столь отдаленные… Что вы?

Люся плакала, уткнув голову в руки:

— Я приехала… с Лешей… Нарочно не дала ему знать, чтобы сюрпризом… Убежит, а я — здесь!

Сыч пояснил:

— Она — жена Разина, понимаешь ты. Действительно, неладно вышло… Как ждала!

— Если бы он знал… — медленно проговорил Бауман. — А так, конечно, благоразумнее было не рисковать.

— Благоразумнее! — гневно сказала Люся и выпрямилась сразу. — Ну вот, пусть и сидит теперь за решеткой с благоразумием своим. Без меня… Пойдем, Леша!

— Что вы так? — слабо улыбнулся Бауман. — Зачем? Вы же сами виноваты отчасти. Зачем вы ему не дали знать, что вы здесь? Если б он знал, он бы наверное вышел.

Люся посмотрела Грачу прямо в глаза:

— При чем тут я? Зачем вы говорите неискренне? Точно вы думаете не так, как я: что не революционер тот кто просидит за решеткой хоть минуту лишнюю, если можно бежать. Счет, расчет! Подумаешь! Нашелся бухгалтер!

Бауман рассмеялся:

— Оба вы, как я посмотрю, ребятенки вроде Леши вашего. Разин тоже по каждому поводу-фыр-фыр! Если бы вы видели, как он с народниками спорит! Только клочья летят.

— Клочья? — переспросила Люся, и глаза ее смягчились. — И вы думаете…

Веки Баумана тяжело наползли на зрачки. Он пошатнулся и сел на диван. Люся наклонилась к нему испуганно:

— Вы ранены?

Грач качнул головой:

— Нет. Просто устал очень… Стыдно уставать… так… Хотя мы две последние ночи не спали… И я плутал долго…

Он подтянулся осторожным и медленным движением ноги к постланной на диване постели и опрокинулся мокрой и всклокоченной головой на подушку.

— Товарищ! — окликнул Кирилл, но Грач не отозвался: он спал.

Вагранкин оглянулся на Козубу:

— Как же быть, товарищ Сыч? Нельзя же его так оставить. Ведь если, не дай бог, обыск… или что… сразу же опознают. Надо было выстричь, побрить… бороду особенно. Без бороды — совсем же другое лицо.

Козуба отмахнулся:

— Пусть спит… Видишь сам: совсем вымотался человек. Ну, остриги, обрей… Ежели в ночь сегодня его устукают, сонного, — так, думаешь, и не сообразят, что это за милорд? Сонного, брат, во всяком виде возьмут: сонный все одно что мертвый. Я ладони, смотри, все в кровь исцарапаны. О веревку, что ль?.. Обязательно опознают. — Он любовно оглядел спокойное лицо спящего Баумана. — Вот одёжу с него снять действительно надо… Сапоги в первую очередь…

— Уж не знаю, — заботливо сказала Люся. — Ботинки я принесла на случай, но ведь у Разина (от имени она опять нахмурилась и вздохнула) гораздо меньше нога…

— Ерунда! — отрезал Козуба. — По нужде и наперсток на нос налезет… Давай сюда. А сама иди Лешу укладывай, Люся. Тебе больше дела нет.

Люся посмотрела на часы:

— Надо бы товарища Надю предупредить, что он здесь… Я уложу и схожу, да?.. Мне ведь можно, никто не заподозрит ничего… А его трогать не надо сейчас. Правда ведь?

— Правильно, — подтвердил Козуба. — Для человека на все случаи жизни самое первое дело — выспаться. Выспавшись, человек луну с неба достанет. Иди с богом… Тем более, мы его сейчас — как в баню.

Козуба-движением решительным-стянул с ноги Баумана рваный башмак.