Грачевский крокодил. Первая редакция

Гайки однако была подвинчены, и карета поѣхалв. Анфиса Ивановна успокоилась и прислонившись къ спинкѣ кареты даже задремала, но дремота эта вскорѣ была нарушена раздавшимся опять-таки сзади неистовымъ крикомъ Потапыча. Оказалось что запятки отвалились прочь и Потапычъ, запутавшій было ремни за руки, тащился за каретой, едва не лишившись совершенно рукъ. Кое-какъ распутали отекшія рука Потапыча, но такъ какъ запятокъ уже не существовало, а козлы отличались лишь вышиной, а не шириной, то и пришлось посадить Потапыча въ карету рядомъ съ Анфисой Ивановной, что въ сущности вышло весьма эффектно, принимая въ соображеніе треугольную шляпу надѣтую поперекъ и ливрею съ краснымъ воротникомъ. Карета заколыхалась, попадавшіеся мужики принялись кланяться и Анфиса Ивановна, думая что поклоны эта адресуются ей, тогда какъ въ сущности они посылались Потапычу, видимо была довольна и углубившись въ карету принялась мечтать о предстоявшемъ свиданіи съ предводителемъ и важности возложеннаго за нее порученія; но мечты эти поминутно прерывались шляпой Потапыча, которою онъ долбилъ Анфису Ивановну прямо въ високъ.

— Скинь ты свою дурацкую шляпу! разсердилась наконецъ Анфиса Ивановна. — Ты мнѣ всѣ виски продолбилъ!

— Куда же мнѣ теперь дѣвать ее! вскрикнулъ Потапычъ, справедливо обиженный тѣмъ что шляпу назвали дурацкою.

— Сними и держи на колѣняхъ.

Потапычъ снялъ шляпу и положилъ на колѣни.

Дорога пошла подъ горку и карета покатилась шибче. Мимо оконъ мелькали поля засѣянныя хлѣбомъ, среди которыхъ кое-гдѣ правильными квадратами бѣлѣла покрытая цвѣтами греча. Анфиса Ивановна всѣмъ этимъ любовалась и забыла даже про дурную примѣту которую видѣла она въ свалившейся съ Потапыча шляпѣ.

XIV

Мелитина Петровна не ошиблась: дѣйствительно, у предводителя были уже прокуроръ, исправникъ, жандармскій офицеръ, мировой судья и непремѣнный членъ по крестьянскимъ дѣдамъ присутствія. Все это общество вмѣстѣ съ предводителемъ и женой его сидѣло за большой крытой террасѣ уставленной разными оранжерейными растеніями. На одномъ концѣ террасы былъ роскошно сервированъ столъ съ гастрономическою закуской и винами, къ которому иногда подходило общество подкрѣпиться и закусить. На небольшомъ столикѣ нѣсколько поодаль стояли сигары и папиросы. Общество расположилось группами и бесѣдовало.

Товарищъ прокурора былъ мущина средняго роста, съ продолговатымъ сухимъ лицомъ, оловянными презрительными глазами и тонкими поджатыми губами — типъ петербургскаго чиновника изъ правовѣдовъ. Онъ носилъ бакенбарды какими обыкновенно украшаютъ себя прокуроры, а слѣдовательно и товарища ихъ; усы брилъ и одѣвался какъ вообще одѣваются прокуроры. Онъ сидѣлъ развалясь на креслѣ и покачивая ногой. Въ уѣздѣ звали его «Я полагалъ бы», потому что оканчивая на судѣ свои заключенія, онъ говорилъ всегда: въ силу всего вышеприведеннаго и полагалъ бы, причемъ всегда какъ-то особенно напиралъ на слогъ галъ. Когда Я полагалъ бы говорилъ на судѣ, то онъ говорилъ такъ какъ будто противъ всего сказаннаго имъ никакихъ возраженій быть не можетъ; причемъ хлопалъ себя по колѣнкѣ ладонью, вертѣлъ въ рукахъ каранадашъ, а когда пріостанавливался, то ставилъ карандашомъ на лежавшемъ листѣ бумаги точку и точку эту довольно долго развертывалъ. Походку Я полагалъ бы имѣлъ увѣренную, твердую и когда говорилъ не на судѣ, а въ обществѣ, то говорилъ не разговорнымъ языкомъ, а отборными фразами, очень громко и съ нѣкоторою прокурорскою интонаціей, но не имѣя въ рукахъ карандаша, видимо смущался и въ такихъ случаяхъ прибѣгалъ къ ногтямъ, на которые постоянно и смотрѣлъ очень близко, поднося ихъ къ глазамъ. Товарищъ прокурора пилъ изъ маленькой рюмочки англійскую горькую и закусывалъ лимбургскимъ сыромъ.

Исправникъ, тоненькій, рыженькій мущина, сидѣвшій постоянно какъ-то перевивъ одну ногу за другую, былъ въ синихъ панталонахъ, бѣломъ жилетѣ съ форменными пуговицами, со Станиславомъ за шеѣ, носилъ усы и бакенбарды по военному. Говорилъ онъ скоро, причемъ часто махалъ и дѣлалъ руками такіе жесты которыми хотѣлъ какъ будто еще болѣе убѣдить васъ что онъ говоритъ вамъ правду и желаетъ вамъ всего лучшаго. Онъ имѣлъ привычку шмыгать цѣпочку и закручивать усы, хотя въ сущности въ его наружности ничего военнаго не было. Исправникъ всегда имѣлъ при себѣ кабинетный портретъ губернатора, который всѣмъ показывалъ, говоря: «вчера губернаторъ прислалъ мнѣ свой портретъ, посмотрите какая прекрасная фотографія… Красивый мущина!» Исправникъ пилъ рябиновую и закусывалъ икрой.