Град на краю

«Правитель силён своей бюрократией», — так он прочитал в одной умной книге. Вот только что делать, если та начинает считать, что она и есть власть? Сначала под благородным предлогом народного контроля у него забрали запасы продовольствия. Потом туда же ушли склады всех товаров, а Ильфат стал фигурой, которую снять можно было только референдумом. Потом под предлогом дополнительной защиты все хранилища лекарств, оружия ушли под охрану Александеры. Утекает власть из рук, и не удержишь никак.

Сбились в стаи, шакалы. С одной стороны, банда Армянина и Хохла — за ними весь социальный блок, все торгаши, врачи, учителя, повара, швеи. Хохол был украинцем, Богданом, а вот Армянин был по национальности латышем, Освальдсом. Почему-то он быстро спелся с армянской бандой, которая держала часть Внешнего Города, заслужив эту кличку. Руднику нужны тысячи рук, и все эти руки приходят из Внешнего города. Так что теперь Хохол самый богатый человек Сибая, а Армянин, официальный начальник Внешнего Города.

С другой стороны стола Глухарь, за которым не только фермеры. Там же Дмитрий, начальник Станции, а с ними тепловики, энергетики, водоканал. В шайки не сбились только начальники шахт и охраны. Расим врубается за коменданта скорее по привычке, а Грек ведёт свою игру. Всё мечтает место Коменданта занять. Главное, чтобы уфимским не продался, с остальным справимся.

Раньше, когда вся экономика города держалась на шахтах и поставках продовольствия из Столицы, было проще. В Уфу и Белорецк уходила руда, в обмен приходило топливо, оружие, лекарства и пайки. Пока на стороне Люция был Расим, за власть можно было не волноваться. Вот только сейчас две трети бюджета города — это проклятый рынок, и голос торговцев стал самым громким.

— Эй, Лёша, — крикнул он охраннику у дверей, — скажи Карине, чтобы чаю принесла.

Стоило услышать про чай, споры тут же стихли. Комендант оглядел начальников — за каждым власть и сотни голодных ртов. По правую руку, рядом с Глухарём, сидел Хворост, главный энергетик. Город живёт только теплом со станции, и каждая их проблема — проблема у всех. Вон, вшивый кабель порвался, весь город при свечах сидит. Вроде говорят незаменимых людей нет, а по факту есть — некем заменить энергетиков. И смену себе они не торопятся воспитывать — понимают, что та тут же сдвинет их с тёплых мест. На выборах Дмитрий выставил свою кандидатуру, и тут же начались перебои со светом и теплом. Наверняка за пропавший кабель ответственен кто-то за этим столом. Люций подозревал, как ни странно, Глухаря, — у того и люди есть, на всё готовые, и у самого характер змеиный. Легко мог диверсию устроить, чтобы показать свою силу.

Напротив Глухаря сидел Расим, рядом с безжалостным женским батальоном — начальницы врачей, учителей, сервисных служб. Шумные, так и не способные выбрать одну из своих за главную, они выпихивали как общий голос Ильфата.

— По краске, краске-то что? — спросил Хворост.

Масляную краску везли с Уфы, платить за неё приходилось золотом, но без неё влага в законопаченном городе сжирала металл за месяцы. Докладная про краску лежала на столе и комендант даже не хотел смотреть на неё — суммы расходов по ней вызывали боль почти физическую.

— Найдём средства, — ответил комендант, — на краске экономить нельзя.

Хворост, приготовившийся к борьбе, моргнул — не ожидал такой лёгкой победы. Вот такое оно, айкидо управления, подумал Комендант, никто из вас его и не знает.

Приоткрылась дверь — в зал вошла Карина. Она остановилась в дверях, освещённая слабым светом ламп. Длинные ноги, стройная фигура, волосы цвета нефти. Комендант не видел в темноте лица, но память дорисовывало остальное — чистая кожа, голубые глаза и тонкие губы. По документам она была татаркой, но Люций сомневался — ни у кого он не встречал таких по-азиатски точёных черт. Она расставила стаканы с чаем, а когда ставила стакан перед комендантом, как бы нечаянно уронила волосы ему на плечо. Дыхание у Люция перехватило, он выпил чай быстрыми глотками, не чувствуя обжигающий жар. Кончики красных, сочных губ изогнулись в понимающей усмешке. Помада Карины стоила сотни пайков, и это был подарок коменданта.

Он покрутил чашку в руках, глядя, как на дне тонут чаинки. Чай был роскошью — жители довольствовались заваркой липы, жжёного хлеба или свёклы. Все успокоились — мало кто сейчас мог позволить себе такую роскошь, и наслаждались моментом.

Чай был подарком Гильзы — мягкая удавка, затягивающаяся на шее Коменданта. Вроде и нет у уфимского майора права быть на Совете, а не позвать нельзя. Сидит паук в углу, слушая и делая какие-то выводы. Может и проблема с вагонами не случайна — остановилась торговля и сразу кресло под комендантом зашаталось. Ещё один месяц — любой приходи, бери Сибай. Не рискнут, конечно, до такого доводить — слишком близко Орда. Ох, как хочется опять занять пайки и сразу решить все проблемы, но нельзя — только того и ждёт майор.