Град Светлый

Мысль Маркса о том, что философы до него только объясняли мир, а нужно его переделать, носила страшный и опасный характер и, как мы знаем, ни к чему хорошему не привела. Ибо самость превосходства (индивидуального и классового), однобокий, заземленный взгляд на мир привет не только к отрицанию Высших творческих сил Мироздания, но и к «передаче» их функций «обезбоженному» человеку. Иначе говоря, к замене (если вообще такое можно сделать) этих Высших сил деятельностью человека, не имеющего представления об этих силах. Все свершилось «во имя свое». Ключевая фраза Христа вскрывает сокровенную суть подобных деяний. «Я пришел во имя Отца Моего, и не принимаете Меня, а если иной придет во имя свое, его примете» [87]. Пришедший от Высшего и работающий во имя этого Высшего отторгается и заменяется тем, кто старается «во имя свое».

История человечества знает немало примеров, когда самость губила великие духовные начинания и искажала намеченный путь эволюции. Россия оказалась жертвой подобного процесса. Такие же тенденции мы видим и в современной науке, когда ученые-материалисты, далекие от этики космического мироощущения и нравственно не подготовленные, пытаются подменить собой Высшие творческие силы, стремясь создать искусственный интеллект, продублировать живую клетку, заменить человека роботом, сконструировать мощное оружие массового уничтожения.

Великий Инквизитор из «Братьев Карамазовых» Достоевского, переделывающий мир по собственному усмотрению и стремящийся убрать Христа со своей дороги, из их числа.

В 1900 году В.С.Соловьев, один из крупных философов Серебряного века, написал «Краткую повесть об Антихристе». Эта повесть была такой же пророческой, как и многие труды философов Серебряного века и произведения талантливейших писателей XIX века. Читая эту повесть, мы видим, как неплохой человек, желающий добра своему народу, в силу самости превосходства превращается в Антихриста, стараясь присвоить себе миссию самого Христа. Правитель вымышленной страны не может победить в себе эту самость, ибо не в состоянии отличить Христово «во имя Отца» от своего «во имя свое». «…Ясный ум, — пишет Соловьев, — всегда указывал ему истину того, во что должно верить: добро, Бога, Мессию. В это он верил, но любил он только одного себя. Он верил в Бога, но в глубине души невольно и безотчетно предпочитал ему себя. Он верил в добро, но всевидящее око вечности знало, что этот человек преклонится перед злою силою, лишь только она подкупит его — не обманом чувств и низких страстей и даже не высокою приманкой власти, а чрез одно безмерное самолюбие» [88].

Уверенный в своей способности спасти человечество, он стал ждать подтверждения Свыше. Однако его временами охватывали сомнения, которые философ описал с достаточной долей драматического таланта:

«А если?.. А вдруг не я, а тот… галилеянин… Вдруг он не предтеча мой, а настоящий, первый и последний? Но ведь тогда он должен быть жив… где же Он? Вдруг Он придет ко мне… сейчас, сюда… что я скажу Ему? Ведь я должен буду склониться перед Ним, как последний глупый христианин <…> Я, светлый гений, сверхчеловек, нет, никогда!» И тут же на место прежнего разумного холодного уважения к Богу и Христу зарождается и растет в его сердце сначала какой-то ужас, а потом жгучая и все его существо сжимающая и стягивающая зависть и яростная, захватывающая дух ненависть. «Я, я, а не Он! Нет Его в живых, сгнил в гробнице, сгнил, как последняя…» [89].

Соловьев ставит проблему подмены Христа самостным человеком как всечеловеческую, я бы сказала, историческую трагедию. Но это была трагедия верующего человека, во имя самости предавшего своего Бога. Маркс же представлял собой уже иной духовный тип. Он как бы продвинулся вперед в своей борьбе с Богом, полностью отказавшись от него, и не только отказавшись, но и объявив его несуществующим — «человек делает религию».