Град Светлый

«Вы уже знаете о качестве действий и можете уже приметить новые подходы к действию. Надо предпочесть того Учителя, который идет новыми путями. В этом люди Северной Страны имеют отличный пример — их Учитель Ленин знал ценность новых путей. Каждое слово его проповеди, каждый поступок его нес на себе печать незабываемой новизны. Это отличие создало зовущую мощь. Не подражатель, не толкователь, но мощный каменщик новых руд. Нужно принять за основание зов новизны»[136]. Новые подходы требовали подвижности мысли, широкого творчества, смелости и способности отказаться от своих же прежних представлений и идей. Ленин творил в действии, а не в теории. Эти действия иногда все больше и больше отходили от его теоретических положений. Революционное созидание шло в практике, и все, что ей мешало, он отбрасывал. А вместе с этим отбрасывал и этические и нравственные нормы, если они ему мешали и не соответствовали тем целям и задачам, которые он перед собой ставил. Он стремился осуществить их любой ценой. Его жестокость не миф, а реальность. Вынужденная жестокость во имя Будущего. Трагическая жестокость всех великих социальных революционеров. Учителя о ней не пишут, ибо уровень их оценок находится выше такого явления, как жестокость, которая отражает несовершенство человеческой натуры плотного мира. Абсолютное ее искоренение в нашем мире есть внеисторическая задача. Ее можно и нужно только уменьшить. Жестокость и насилие свойственны революционным взрывам. Закономерности этой связи глубинно еще не изучены, но факт остается фактом. Да, Ленин был организатором террора, при нем беспощадно расстреливали «классово чуждых» заложников и иных контрреволюционеров.

«Жестокость войны, — пишет Н.А.Бердяев, — жестокость нашей эпохи не есть просто жестокость, злоба, бессердечие людей, личностей, хотя все это и может быть явлениями сопутствующими. Это — жестокость исторической судьбы, жестокость исторического движения, исторического испытания. <…> Боязнь жестокости и боли не есть показатель духовной высоты»[137]. Так уж устроен наш мир. Теперь, когда со многого снят идеологический запрет, исследователи выискивают документы, приказы, распоряжения и даже записочки — свидетели жестокости Ленина. И почему-то никому в голову не придет посмотреть на все это с эволюционной, более высокой точки зрения и увидеть во всем этом не признак самовластия и произвола, а трагическую обреченность человека, в чьем лице была выражена историческая неизбежность со всеми вытекающими из этого последствиями. Руками Вождя творила сама история нашего плотного земного мира, прорываясь к высотам эволюционной энергетики. Ленин, ошибаясь, разбиваясь о неразрешимые узлы, горя негасимой любовью к угнетенным, дитя своей эпохи и «окаянного мира сего», созидал на развалинах старого мира, неся в себе его же боль, страдания и его жестокость. Он занимался социальным творчеством, а это был труд не для слабонервных. «Творчества и истории, — справедливо замечал Бердяев, — нет без моментов страдания и боли, без жертвы благом непосредственной жизни»[138]. И еще: «Жестокость сопровождает всякое зачинающееся движение, всякий разрыв, предшествующий творчеству»[139].

Те, которые сейчас создают миф о Ленине как жестоком злодее, делают это с позиций марксистско-ленинской концепции истории. Они так же, как и вождь революции, не видят энергетических закономерностей самого исторического процесса.

Ленин отрицал связь истории с космическими процессами, считая, что все в ней зависит от человека, от взаимоотношений, в которые он вступает, от его деятельности и способа этой деятельности. Критики конца XX века бьют по Ленину с его же позиций. Иного они не знают. Новое мышление, освобожденное и окрепшее, вновь идет мимо них. И кто знает, когда прервется эта дурная бесконечность…

Революции нет без террора и жестокости. Это страшно, но тем не менее это так. «Взрыв материи», о котором пишут Учителя, имеет свои чудовищные, с нашей земной точки зрения, последствия. Великая французская революция, несмотря на много меньшую, чем Россия, территорию и меньшую численность населения, была более кровавой, нежели русская социальная революция, но французы до сих пор считают ее Великой и не отрекаются от нее…

«Почтим Ленина со всем пониманием, — пишут авторы Живой Этики. — Явим утверждение Учителя, сохранившего постоянное горение в удаче и неудаче. Среди чуждых ему сотрудников нес Ленин пламя неугасимого подвига. Учение не прерывалось ни усталостью, ни огорчениями. Сердце Ленина жило подвигом народа. У него не было страха, и слова „боюсь“ не было в его словаре. Ярко успел он зажечь своим примером свет. Руша, создавал он сознание народа»[140].