Десятки молодых людей текли по сходням вниз, клацая сапогами в гулком пространстве. Они появлялись наружу вереницей, сразу ныряя в снежный вихрь. Группы солдат в форме стояли у каждых сходней, быстро обхлопывая новоприбывших, стоило тем ступить на причал. Каждому приходилось поднять руки и повернуться на полный оборот. Затем его пропускали сквозь воротца металлодетектора. Пройдя эту процедуру, молодые люди опускали головы и, оскальзываясь, шли по обледеневшей пристани к расположенному напротив зданию без окон. Ни на одном не было формы – ни полевой, ни строевой. Большинство были одеты в простые куртки или шерстяные свитера, с обычными гражданскими штанами или брюками, и ни на одном не было шляпы.
Никто не остановил меня, пока я шел по причалу. Я направлялся к ближайшим из двух сходней, глядя на то, как люди продолжают с глухим топотом спускаться с корабля.
Оказавшись поблизости, я увидел, что все они куда моложе, чем мне показалось сначала, – юнцы, юноши, молодые люди. Не будь они со всей очевидностью военнослужащими, вернувшимися с боевых действий, я бы назвал большинство из них мальчишками.
Пригнув голову от ветра, я подошел к группе солдат, поджидавших у сходней.
– Это 286-й батальон? – прокричал я сквозь шумы корабля, пристани, сквозь вой ветра и топот ног молодых солдат. Снежинки залетели мне в рот, и я, выплюнув их, помотал головой.
Один из солдат меня услышал и полуобернулся. На его верхнюю губу и брови налип снег. Лицо его посерело и стало невыразительным от холода и работы, которую ему приходилось выполнять. Он ткнул пальцем в сторону стоявшего рядом с ним переносного флагштока: наверху развевался военный штандарт, частично заляпанный старой грязью и свежим снегом. На желтом, некогда ярко-желтом фоне я смог разобрать белые вышитые цифры «286».
– Это солдаты? – спросил я, чувствуя себя глупо, оттого что вынужден задать этот вопрос. Молодые люди тянулись мимо меня, не поднимая взглядов и пытаясь защитить глаза и головы от вихрящихся снежных хлопьев.
– Здесь с ними говорить нельзя, – сказал солдат. – Если вы отец, то можете встретиться с вашим сыном в приемном зале, там для этого все устроено. Женский состав демобилизованных из 286-го прибудет завтра.
Он показал на серое бетонное здание позади пристани. Потом нетерпеливо отвернулся от меня, выкрикнул приказ следующему в очереди молодому человеку и грубо обыскал его.
35
Мне следовало покинуть Глонд как можно скорее. Единственным открытым мне местом, да и единственным, куда я хотел бы попасть, может быть, навсегда, был Архипелаг Грез.
Хотя той ночью мне удалось вернуться домой без особых проблем, после этого я не мог покинуть квартиру из-за снегопада больше недели. После встречи с генералиссимой я по-прежнему находился в состоянии мании преследования, но успокаивал взбудораженный мозг музыкой. Я любил свой рояль, скрипка казалась мне продолжением собственной души, и я много лет проводил периоды зимней изоляции, упражняясь, разучивая новые пьесы, а когда получалось, то писал собственные. Как и большинство глондцев, я держал в квартире в зимние месяцы запас пищи, и дом всегда хорошо обогревался.
Я чувствовал, что нахожусь под угрозой. Я положил в банк много тысяч гульденов, выданных мне режимом, и не собирался возвращать деньги или отрабатывать их так, как предполагалось. Поначалу я все время боялся, что за мной ведут наблюдение или слежку, но запершая меня дома погода принесла заодно ощущение безопасности, может быть ложное, но в любом случае успокоительное. Ни один агент тайной полиции не явился ко мне домой посреди ночи. Ничего зловещего не находилось и в почте. Телефон и Интернет не беспокоили. Никто не въехал ни в одну из квартир нашего здания. Время шло. Чувство страха постепенно притуплялось. Я смог наконец спать каждую ночь, не просыпаясь. Казалось, жизнь снова становится размеренной и понятной, но ложное спокойствие меня не обманывало.
Моя решимость покинуть Глонд лишь укрепилась. Я стал планировать, как избавиться от части моего имущества и приготовиться к решительной перемене жизни.
Раз уж я решился бежать, то денег, полученных от генералиссимы, не мог себе позволить потерять. На это ушло много времени, но в конце концов мне удалось перевести большую их часть на мьюрисийский счет. Мой друг Денн Митри, ничего не знавший о том, как досталось мне состояние, помог это устроить.
Я реализовал и другие планы. Избавился от большей части имущества, но квартиру в конце концов решил оставить за собой. Я договорился с банком, что счета будут оплачиваться, что бы ни случилось. Урок пошел впрок, и остаток денег хунты я отложил именно для этой долгосрочной цели.
В зимней хмури я едва мог различить прибрежные острова. Часто я сидел у окна и смотрел в море, ожидая какого-нибудь знака.
С наступлением весны я был готов.
36
Теплая погода рано приходит на остров Мьюриси. Наконец я был здесь, отбросив старую жизнь, и передо мной лежала новая.