Граф божьей милостью

Скажу сразу, папа мне понравился. Феб рассказывал, что в современности из Кеши под номером восемь сделали настоящее исчадие ада, мол: не в меру мздоимствовал, напропалую предавался булудодейству с развратом, вдобавок буллу против ведьм издал, из-за которой в Европе спалили на кострах десятки тысяч невинных женщин и вообще, даже кровь невинных еврейских младенцев пил. Не буду спорить, может все это и правда, но я ничего в демонического в понтифике не распознал. Обычный мужик, вполне простой в общении, правда хитрый как тысяча иудейских купцов. Тот же делла Ровере выглядел больше папой, чем сам Иннокентий.

Но начну по порядку.

Для начала, я удостоился того, чего не удостаиваются в Ватикане сами короли и прочие венценосцы — понтифик меня принял в неофициальной обстановке. Что само по себе уже из ряда вон выходящий прецедент. Это как, к примеру, если бы сам президент принял меня у себя на кухне в растянутой домашней майке и застиранных трениках с пузырями на коленях. Да-да, не меньше.

В Латеранском дворце меня прямым ходом препроводили в оранжерею, где грузный невысокий мужчина в запачканной землей серой рясе и прикрывающей тонзуру шапочке-пилеолусе, неторопливо поливал из маленькой лейки цветы.

Слегка одутловатое лицо, мешки под глазами и обширное пузо, выдавали в нем любителя выпить и хорошо закусить, а широкие плечи и могучие руки подсказывали, что некогда Джанбатисто Чибо не чурался воинских упражнений.

Смотрелся он в оранжерее как-то неестественно, явно был с хорошего бодуна, а еще, я приметил на щеке у папы тщательно замазанные царапины, очень напоминающие следы женских коготков, что, с некоторым допущением, свидетельствовало о том, что Бенеддетта Пуцци совсем недавно устроила своему папику великолепный скандал с рукоприкладством. Впрочем, тут не уверен, слишком уж фантастически звучит версия. Царапать морду самому викарию Христа, преемнику князя апостолов, верховному первосвященнику, Великому понтифику, Патриарху Запада, рабу рабов Божьих и это все в одном лице, и вообще, наместнику Господа на Земле? Хотя… хотя, я уже ничему не удивляюсь в этом мире.

Пилеолус (лат. Pileolus от pileus — шляпа, колпак, также итал. Zucchetto) — шапочка католического священника.

Слегка робея, я сделал шаг вперед и стал на колено, вдобавок склонив голову.

Иннокентий неторопливо закончил поливать розы, отставил лейку, наконец обратил на меня внимание и протянул руку для целования.

— Ваше святейшество… — я осторожно прикоснулся губами к массивному перстню-печатке, с изображением святого Петра, закидывающем с лодки сети* и остался к коленопреклоненном положении.

Этикет, мать его. Прежде чем допустили к Кеше, добрый час втолковывали правила поведения. То нельзя и это нельзя, твою же кобылу в дышло.

Кольцо рыбака (лат. anulus piscatoris, также именуется папское кольцо, папский перстень и кольцо св. Петра) — атрибут облачения римских пап, наряду с тиарой.

— Итак, сын мой… — проговорил ровным хрипловатым голосом Иннокентий.

— Ваше святейшество…

— До меня дошли сведения, — папа едва заметно недовольно поморщился. — Что ты, сегодня ночью, не щадя живота своего, вершил благие дела?

Подпустив в голос скромности и, на всякий случай, раскаяния, я тихо проговорил:

— Защищать убогих и сирых, это долг любого христианина и благородного рыцаря, ваше святейшество.

Иннокентий иронично ухмыльнулся.

— Похвально, похвально, сын мой… — и вдруг жестко поинтересовался: — А как случилось, что ты там так вовремя оказался?

У меня чуть сердце с перепугу не остановилось. Твою же кобылу в дышло! Все знает? Делла Ровере сдал меня? Да ну нахрен! Приплыл, Жан Жаныч… Из дворца я уже не выйду. Тут охраны полным-полно, за каждой дверью стоят, а я, как назло, все оружие сдал. И даже если бы не сдал, рубиться не вариант, сам себя вне закона объявлю. Ни один католик в Европе мне даже воды не подаст. Ни деньги, ни связи не помогут, затравят, как зайца. Твою же мать! Хотя… Если бы папа все знал, меня бы уже пытали и ни за что к нему не допустили. Рано, рано, хоронить себя. Так… чтобы соврать…

— Ваше святейшество, я не смею признаться…

— Смелее, сын мой. Облегчи душу.

Еще больше склонив голову, я покаянно пробормотал:

— Я искал любви, ваше святейшество, ибо падшие женщины Рима славятся своим умением на всю Европу.

Иннокентий утробно хрюкнул, словно диким усилием сдержал смех и оттаявшим голосом приказал:

— Встань, сын мой. Твоя искренность выдает в тебе доброго католика. А теперь расскажи мне все от начала до конца. Падших женщин можешь опустить. Начни с того, зачем ты прибыл в Рим.

— Искать справедливости, ваше святейшество…

Беседа с понтификом продлилась довольно долго, не менее двух часов. Я уже под конец стал про себя материться как сапожник, потому что папе притащили кресло, а мне все это время пришлось стоять на своих двоих. Вдобавок, чертов Иннокентий, походя выдурил у меня тысячу дукатов на строительство своего дворца Бельведер, в качестве добровольного пожертвования.