Для Сулковского потребовалось занять все комнаты, осталась свободной только комната самого хозяина, куда Тендер попросил своего гостя. Там можно было очень удобно расположиться; в камине пылал веселый огонь; свеженькая хозяйка что-то стряпала на нем; две девочки помогали ей, а комната была недурно убрана и с большой опрятностью. Тендер помог незнакомцу освободиться от громадного плаща и платка, из под которых показалась костлявая странная фигура с неприятным канцелярским лицом. Глаза его так и впивались в человека, а вокруг искривленных губ лежали широкие складки. Посмотрев на него, Яниш, который был отличным знатоком людей, решил про себя: это опасный человек. Однако приходилось быть тем более гостеприимным с таким страшным послом из столицы.
Хотя жители Пирны считаются в Саксонии неповоротливыми, а Тендер был родом из этого города, несмотря на это, он был очень расторопным малым. Он поспешно вытер передником стул, придвинул его к огню и пригласил сесть незнакомца, который очень равнодушно принимал все эти свидетельства вежливости. Он был как будто чем-то озабочен и погружен в какие-то печальные размышления. Несколько раз хозяин заговаривал, но не получал ответа. Поднес гостю стакан подогретого вина, которое он взял, но даже головою не кивнул.
— Должно быть важная фигура, не иначе, — подумал Яниш.
После этого он еще удвоил свою вежливость, детям приказал держаться вдалеке, как вдруг послышался звук трубы, хлопанье бича и шум у подъезда. Сулковский приехал. Хозяин, как ошпаренный, вылетел навстречу. Но незнакомец даже не двинулся с места и, задумавшись, продолжал сидеть со стаканом в руке; а это что-нибудь да значило.
С большим почетом ввели министра в назначенные ему комнаты; но уставший вельможа, поблагодарив встречавших, отпустил всех домой. Прислуга вносила сундуки с съестными припасами… Тендер, выброшенный в своем собственном доме за двери, вошел в свою комнату недовольный и немало удивился, увидев незнакомца, который все еще сидел у камина и пил вино, смотря задумчиво на огонь. Казалось, он ничего не видел и не слышал, даже прихода трактирщика… Тот остановился и считал своей обязанностью громко объявить:
— Его сиятельство прибыл!
Странный гость кивнул головой и скорчил гримасу; видно, он о чем-то раздумывал; допив вино, он вынул какой-то пакет, спрятанный у него на груди, посмотрел на него с недоброй улыбкой, потряс головой и, наконец, взявшись за шапку, вышел…
Если бы Яниш Тендер бывал в Дрездене и имел бы дела в высших присутственных местах, то узнал бы в своем госте советника Людовици. Медленно и как бы с отвращением советник взялся за ручку двери и, не спрашивая позволения, вошел в залу. Там стоял накрытый стол, прислуга суетилась, молодой адъютант стоял у окна, а сам Сулковский лежал на диване с вытянутыми ногами. Увидав в дверях знакомую фигуру Людовици, он радостно вскочил с своего места.
— Ах, это вы! — воскликнул он. — Вот отлично! Хорошая мысль вам пришла в голову приехать ко мне навстречу. Чудесно! Бесконечно вам благодарен! К тому же узнаю от вас, что делается в столице; последние письма ко мне были коротки и бессодержательны. Ну, как же ты поживаешь, Людовици, как поживаешь?..
Советник как-то печально поклонился, лицо его не выражало ничего доброго; он молча приветствовал графа. Людовици искоса посмотрел на адъютанта.
Сулковский повел его в следующую комнату, где в камине также горел огонь; его очень удивила пасмурная, вытянутая физиономия Людовици; граф же был в наилучшем расположении духа. На Рейне и в Венгрии рекомендованный везде письмами, своим именем и высоким положением, он был отлично принят и возвращался счастливый результатом своей поездки, довольный собою и уверенный в себе более, чем когда-либо.
Едва они вошли в другую комнату, граф засыпал советника вопросами, но ответы последовали скупо. Людовици, как будто не имел отваги открыть рта; он с грустью смотрел на радость графа, которую он должен был уничтожить одним словом и, может быть, заменить отчаянием. Он сначала позволил Сулковскому наговориться; тот, смеясь, описывал свои похождения, впечатления, какие он испытывал, как его встречали с почетом. Людовици только посматривал на него, кивая головой.
— Что же с вами, мой почтенный советник, прозябли вы или очень устали? Вы рта даже не хотите открыть.
Людовици осмотрелся кругом.
— Не с чем мне торопиться, — сказал он пасмурно, — никаких добрых вестей я не привез.
— Жена здорова?
— Слава Богу!
— Король здоров?
— Да, да, здоров! Но… — тут советник взглянул на графа и с грустью продолжал: — я с тем приехал, чтобы известить ваше сиятельство, что вы уже не найдете короля таким, каким оставили. Много чего изменилось; я всегда был против этой поездки и не советовал ее никогда.
— Что же могло случиться худого? — легкомысленно воскликнул Сулковский.
— Случилось самое худшее, что только можно было ожидать, — продолжал Людовици. — Ваши неприятели, королева во главе, Гаурини, хитрый Брюль… оклеветали вас. Нечего подносить горечь по каплям. Мы все погибли…