— Отважитесь ли вы дать мне ночлег? — с улыбкой спросил Сулковский.
Не колеблясь, Фоглер отвечал:
— Пожалуйста; только вам неудобно будет, но мое жилище к вашим услугам. Вы здесь в безопасном месте; потому что никто меня не посещает. Расположитесь поудобнее, граф; да поможет вам Бог в вашем деле.
У Сулковского глаза заблистали.
— Если мне удастся увидеться с королем, я уверен, что мое дело выиграно…
— Дай-то Бог! — прошептал Фоглер.
На другой день Брюль узнал через Геннике, что Сулковский приедет только через два дня. В Прагу был послан тайный агент, чтобы следить за графом.
Между тем, для всех во дворе заговор был строгой тайной, а королева графиню Сулковскую приветливо принимала, так что та ни малейшего предчувствия не имела о несчастии. Король снова приобрел свое хорошее расположение духа, а карнавал, как в прежнее время, проходил очень весело.
Рано поутру министр явился во дворец, принял все нужные распоряжения и, оставив отца Гуарини при короле, сам вернулся домой. Здесь переодевшись (этикет требовал менять платье несколько раз в день), он отправился к графине Мошинской. Теперь он у нее был как дома. Муж ее несколько месяцев тому назад умер и она осталась вдовушкой, так что Брюль мог быть уверен, что она ни свое сердце, ни руку не отдаст другому. Его нежные отношения к прекрасной графине не были тайной. Каждый день у них происходили совещания, а по вечерам, если у Брюля был прием, она приезжала к нему. Если Геннике приходилось сообщать что-нибудь важное, то он всегда искал его у графини. И в этот день Брюль пришел к ней отдохнуть.
Мошинская лежала с книжкою в руках; она была еще в трауре после мужа; ей был к лицу этот наряд, она была еще прекраснее и величественнее. Увидав входящего Брюля, она еще издали закричала ему:
— Ну, что же Сулковский приехал? Он тут?
— Нет еще, из Пирны дали знать, что он едва через два дня прибудет.
Прекрасная Фридерика с неудовольствием покачала головой.
— Это что-то не так, — произнесла она, — что-то подозрительно. — Мне говорила его жена, что он должен вернуться не позже завтрашнего дня.
— Кто же мог бы ему дать знать? Это немыслимо! Никто ничего не знает!
Графиня засмеялась.
— Пересчитаем особ, посвященных в тайну, — сказала она, и на белых своих пальчиках стала высчитывать: — королева, графиня Коловрат, король, Гуарини, вы, Генрих, я, и, конечно, ваша жена. Этой, если бы даже не сказать, она сама бы догадалась; прибавим еще Геннике. Приходилось ли вам слышать, чтобы дело, поверенное восьми особам, оставалось тайной?
Брюль покачал головой в размышлении.
— Но хотя бы он узнал, уже все равно, ничто не спасет его. Королева так допекает короля Сулковским, что ради своего драгоценного покоя он отречется от своего любимца.
Таким образом начатый разговор скоро перешел на другие предметы. Но Брюль, несмотря на внешнее спокойствие, немного был угрюм и задумчив. Около двенадцати часов он взялся за шляпу и хотел уходить, как вдруг раздался стук в двери и, не ожидая дозволения, вбежал Геннике, бледный как полотно. Его изменившееся лицо и быстрое внезапное появление означало происшедшую катастрофу. Графиня вскочила, Брюль подбежал к нему. Геннике не мог выговорить ни слова, глаза его бегали, как у сумасшедшего во все стороны.
— Что с тобой, Геннике, да опомнись ты! — крикнул Брюль.
— Что со мной? Сулковский вчера вечером тайно прибыл в город; в одиннадцать часов явился в замок и ни у кого не спрашиваясь вошел к королю. Отец Гуарини, который был там в это время, рассказывает, что король при виде вошедшего к нему Сул-ковского, побледнел как мрамор. Граф как ни в чем не бывало, преклонив колени, приветствовал короля в самых горячих выражениях, доложил, что первое его желание было упасть к стопам государя. Король растрогался и обнял его. Потом он начал весело рассказывать о своем путешествии, о приключениях и рассмешил короля… и таким образом опять вошел в свои обязанности, ни у кого не спрашиваясь. В эту минуту Сулковский находится у его величества; во дворце переполох; королева плачет, отец Гуарини ходит бледный… все погибло.
Брюль и Мошинская взглянули друг на друга. Брюль, казалось, не был испуган, но страшно раздражен: он стоял с сжатыми губами.
— Послушай, Геннике, ведь Сулковский не может же целый день там оставаться, — а я не имею охоты с ним встречаться; дай мне знать когда он уйдет! Нечего сказать, хорошо сторожили в воротах и хорошо исполнили мои приказания, — прибавил министр сухо.
Он подошел к графине, поцеловал ее руку и, шепнув ей несколько слов, ушел вместе с Геннике.
Сцена, описанная в коротких словах Геннике, действительно была любопытна. Появление дикого зверя не могло произвести большого переполоха во дворце, как неожиданный приход Сулковского, который прямо прошел к королю. Август на минуту совершенно остолбенел; ничего на свете для него не было тяжелее всяких ссор и упреков. Отец Гуарини, несмотря на всю власть над собою, не мог скрыть смущения. Сулковский, с притворной веселостью, на коленях приветствовал Августа и радовался, что наконец может лицезреть своего короля.