Граф Дракула, вампир (сборник)

Вдруг одним прыжком он очутился посреди комнаты, прежде чем кто-нибудь из нас мог поднять руку и преградить дорогу. В движениях было столько хищного, столько нечеловеческого, что мы не сразу оправились от шока, вызванного его появлением. Харкер первым быстро бросился к двери, которая вела в комнату, выходившую на улицу. Граф при виде нас дико зарычал, оскалив свои длинные острые зубы; но злая усмешка быстро исчезла, и холодный взгляд его выражал лишь гордое презрение.

Однако выражение его лица снова изменилось, когда мы все, словно по внушению, двинулись на него. Как жаль, что мы не составили подробного плана нападения, так как и в этот момент я недоумевал, что нам делать.

Я сам не знал, поможет ли нам наше смертоносное оружие или нет. Харкер, по-видимому, хотел это испытать, так как он приготовил свой длинный нож «кукри» и в бешенстве замахнулся на него. Удар был страшный, и граф спасся от смерти только благодаря той дьявольской ловкости, с которой он отпрыгнул назад. Опоздай он на секунду, острие ножа пронзило бы его сердце. Теперь же кончик ножа разрезал лишь его сюртук, и из разреза выпала пачка банкнот, а затем на пол полился целый дождь золотых монет. Лицо графа приняло такое дьявольское выражение, что я сперва опасался за Харкера, хотя и видел, что он поднял страшный нож и приготовился ударить вторично. Я инстинктивно двинулся вперед, держа в поднятой правой руке распятие, а в левой — освященную облатку. Я чувствовал, что к моей руке прилила могучая сила, и без удивления заметал, что чудовище прижалось к стене, так как остальные последовали моему примеру. Никакое перо не в состоянии описать то выражение дикой ненависти и коварной злобы, то дьявольское бешенство, которое исказило лицо графа. Восковой цвет его лица сделался зеленовато-желтым, глаза запылали адским пламенем, а красный шрам выделялся на бледном лбу, как кровавая рана. В одно мгновение граф ловким движением проскользнул под рукой Харкера, прежде чем тот успел его ударить, и, схватив с пола горсть монет, бросился через комнату и выпрыгнул в окно. Стекла со звоном разлетелись вдребезги, и он рухнул на двор, выложенный каменными плитами. Сквозь звон разбитого стекла я слышал, как несколько золотых монет, звеня, упали на плиты.

Мы кинулись за ним и увидели, как он вскочил невредимый и, перебежав через двор, открыл дверь конюшни. Затем он остановился и закричал, нам:

— Вы думаете победить меня? Да ведь вы с вашими бледными лицами похожи на стадо баранов перед мясником! Никто из вас не обрадуется, что возбудил мой гнев. Вы думаете, я остался без всякого убежища, а между тем у меня их много. Мщение мое только начинается! Оно будет продолжаться столетия, и время будет моим верным союзником. Женщины, которых вы любите, уже все мои, через них и вы будете моими — моими тварями, исполняющими мои приказания, и моими шакалами, вот!

Презрительно засмеявшись, он быстро вошел в дверь, и мы ясно слышали скрип заржавевшей задвижки.

Вдали послышался шум отворяемой двери, которую сейчас же захлопнули. Поняв невозможность следовать за ним через конюшню, мы все бросились в переднюю. Первым заговорил профессор:

— Мы кое-что сейчас узнали, и даже очень многое! Несмотря на свои гордые слова, он нас боится. Он боится времени, боится и бедности! Если бы это было не так, то зачем же он так торопился? Сам тон выдал его, или же мой слух обманул меня. Зачем он подобрал эта деньги? Следуйте за ним скорее. Думайте, что вы охотитесь за хищным зверем. Я сделаю так, что он не найдет здесь ничего нужного для себя, если ему вздумается вернуться.

Говоря это, он положил оставшиеся деньги в карман, взял связку документов, которую бросил Харкер, и, собрав все остальные предметы, швырнул в камин и поджег.

Годалминг и Моррис выбежали во двор. Харкер пустился в погоню за графом через окно. Но тот успел захлопнуть дверь конюшни; пока они ее открывали, его и след простыл, Я и Ван Хелсинг принялись искать за домом, но птичка улетела, и никто не видел, как и куда.

Было поздно, и до захода солнца оставалось немного времени. Мы вынуждены были признать, что наша кампания на сегодняшний день закончена, и нам пришлось с тяжелым сердцем согласиться с профессором, который сказал:

— Вернемся к мадам Мине! Мы сделали все, что можно было сделать: там же мы сможем, по крайней мере, защитить ее. Но не следует приходить в отчаяние. Остался всего один ящик, и нам надо его найти во что бы то ни стало. Когда это будет сделано, все еще может окончиться хорошо.

Я видел, что он говорил так смело для того, чтобы успокоить Харкера, который был совсем подавлен. Из груди его то и дело вырывались стоны, которые он был не в силах сдержать,— он думал о своей жене.

С тяжелым сердцем вернулись мы домой, где нашли миссис Харкер, ожидавшую нас с напускным спокойствием, делавшим честь ее храбрости и самоотверженности. Увидев наши печальные лица, она побледнела как смерть. На несколько мгновений она закрыла глаза, как бы молясь про себя, а затем сказала бодрым голосом: