Граф Феникс

Условия Калиостро прежде всего были сообщены князю Григорию Александровичу. После длительного размышления он нашел, что нет иного выхода, как согласиться и доверить младенца магику, хуже ведь быть не может. А кто знает, может быть, тот и спасет младенца! Разбил же он стекло силой магического тока! И серебро нашел, о котором сам Степан Иванович Шешковский ничего разведать не мог. Вещь удивительная! Правда, серебро опять исчезло. Но ведь показано было. Все видели ясно. Итак, надо подготовить княгиню.

Около часа понадобилось Григорию Александровичу, князю Сергею Федоровичу и полковнику Бауеру при содействии госпожи Ковалинской, чтобы сообщить наконец Улыбочке трагический приговор докторов. И все-таки последствия были ужасны. Рыдания и обмороки продолжались около трех часов, совершенно ослабив княгиню. Зато потом сравнительно легко было уговорить ее доверить младенца Калиостро. Она ухватилась за мага, как за последнюю надежду, и вновь в него поверила. Временная разлука представлена была госпожой Ковалинской как необходимая жертва материнской любви ради спасения ребенка. Бедная женщина решилась.

Госпожа Ковалинская поддерживала княгиню в ее самоотверженности.

После уединенной молитвы Ковалинская имела беседу с графом Калиостро и пришла к непоколебимому убеждению, что тот святой человек. Вот почему она убеждала и княгиню ввериться магику, повторяя с воодушевлением:

– Отдайте вашего маленького этому святому мужу, и он исцелит и спасет его!

Мало того, госпожа Ковалинская склонна была теперь думать, что святость сообщается всем, вступившим в общение с великим человеком. И саму себя она нашла святой, духовной и чистой.

Князь Григорий Александрович поручил полковнику Бауеру передать Калиостро согласие княгини. Когда адъютант вошел в покои Калиостро, то застал там домашнего врача, внимающего наставлениям посланника Великого Кофта. С достоинством выслушав ответ, граф подробно рассказал о возвышенных духовных планах, с которыми явился в Россию. Полковник Бауер, видимо, был потрясен возвышенной речью Калиостро. Сказал, что решительно заблуждался, но теперь прозрел. Тут он протянул графу руку, крепко пожал ее, подавая другую – домашнему лекарю. Так был заключен союз между недавними врагами. Маркизы Тиферет при этом не было. Она собирала свои вещи.

Начались великие приготовления к отъезду доктора небесной медицины с больным младенцем в Петербург. Между тем князь Потемкин, призвав управителя дел господина Ковалинского, приказал немедленно приискать из домов, принадлежавших ему, Потемкину, на Невской набережной, достаточный для размещения магика. Для супруги его должны были быть специально отлично убранные покои с отдельным подъездом, особенная обслуга, девушки и камер-фрау, также лошади, экипажи, при них кучера и конюхи; чтобы ни в чем не было недостатка.

ГЛАВА XLVII Кабалистическая роза

Чудесное видение, посетившее князя Юрия Михайловича Кориата, произвело на него глубочайшее впечатление, овладело его чувствами и воображением. Молодой секретарь искал уединения в сумрачной библиотеке и здесь целыми часами просиживал, держа в руках вещественное доказательство сверхъестественного явления – черную тафтяную розу. И когда он смотрел на нее – она оживала, лепестки начинали благоухать, и образ прекрасной жрицы Изиды, воплощенный в обольстительной жене Калиостро, рисовался мечтам юноши то улыбающийся, то скорбный, то бесконечно обольстительный и зовущий.

Тамплиер любил; любил всеми силами мечтательной души и девственной юности; любил, как только может любить сокрытый от света и его шумных развлечений и забав, сторонящийся женщин, твердый в соблюдении обетов рыцарь – схимник и теософ. А голубое небо, сияющее летнее солнце, щебет птиц, шелест листьев вместе с дальним громом и ропотом жизни обширной столицы – все проникало в сумрачное книгохранилище и находило отклик в груди мечтателя; кровь закипала и волновалась в жилах и приливала со звоном к вискам, и в страстном томлении подносил он черную розу к воспаленным, жаждавшим устам. И не могла мертвая тафта утолить эту жажду прикосновений к трепетному, горячему телу женщины.

Но странной была его любовь. Жизнь и смерть как бы смешались в ней. Юноша не знал, кого любил: женщину во плоти и крови или призрак, восставшую мумию пирамид, оживленное прошлое человечества? Витая в мечтах, обретал он силу двойного зрения, века раскрывались перед ним – и восставал древний Египет, и Эллада, и Соломонов храм, и царица Савская, и сладостные картины «Песни песней» осязаемо проходили мимо него. И в прошлом человечества, в веках любил он бессмертное воплощение женственности…

Углубившись в мистические фолианты, князь Юрий грезил наяву и не сразу увидел себя опять в тихом книгохранилище его превосходительства Ивана Перфильевича Елагина, главного директора над зрелищами, статс-секретаря императрицы, сенатора и великого наместного мастера восьмой провинции.