Люди в прошлом знали, что, если ты увидел фейри, нужно притвориться, что это не так, и если ты услышал его голос, нужно притвориться, что это не так, и, делая это, люди могли избежать опасности, но в нынешнее время осталось немного тех, кто мог научить этому других.
Если юная девушка по имени Розали оставалась в неведении относительно настоящего хозяина боуги-зверя, который управлял ей, как и сказал Нико, и продолжала контактировать с фейри, тогда это значило, что она не имеет как знаний, так и понимания сути фейри, и думает, что обрела магические силы
Это могло быть опасно, как для неё, так и для окружающих.
Даже если Розали пожелала, чтобы Дорис исчезла, если у боуги-зверя были какие-то скрытые мотивы, тогда это означает, что Розали тоже попала в ловушку, установленную фейри.
Если она хочет расспросить её о леди Дорис, тогда сначала ей нужно разорвать связь между Розали и боуги-зверем. Похоже, случай, касавшийся леди Дорис, оказался намного более запутанным, чем она себе представляла.
Размышляя над этим, Лидия также беспокоилась о «яйце фейри», привлёкшим внимание Эдгара, и туманном человеке. Стеклянный шарик для гадательной игры не имел ничего общего с водосодержащим агатом. И всё же Эдгар думал, что они связаны.
У неё появилось ощущение, словно он зациклен на этом больше, чем если бы это просто относилось к тому делу с пропавшей.
Почему?
Кажется, это как-то связано с боязнью леди Дорис туманного человека, который, предположительно, не связан с гаданием на яйце фейри.
– ...Хм?
В эту секунду Лидия чувствовала, что что-то вот-вот свяжется в её мыслях. Но она не смогла понять, что же это было, и сейчас была растеряна.
Но в её голове оставалась неясная мысль, что Эдгар всё-таки что-то скрывает от неё.
*
Семья баронов Уолпол не так давно вошла в социальный круг аристократов, но это была богатая семья. Нынешней госпожой была шестнадцатилетняя леди Дорис. Её родители умерли во время кораблекрушения десять лет назад. На том же самом корабле были и родители её кузины Розали.
Две девочки, одновременно потерявшие родителей, с тех пор жили друг с другом.
Их опекуном был лорд Грэхэм Перселл, дальний родственник барона.
В баронском доме было хорошо известно, что Розали и Грэхэм поступали, как пожелают, не считаясь с законной наследницей – Дорис.
Скромная и робкая дочь барона и её эффектная, волевая кузина. Естественно, той, кто захватывал внимание и становился центром толпы, была Розали, а Дорис всегда была рядом с ней в качестве служанки и делала всё, что она говорила.
Однако титул Дорис был выше. Как бы то ни было, она являлась нынешней главой баронской семьи. Вот почему её волевая кузина хотела выделяться сильнее, чем Дорис.
Даже на людях она периодически действовала жестоко по отношению к ней и наслаждалась чувством превосходства.
Розали прямо заявила Эдгару, что рада исчезновению своей кузины, когда эти двое были наедине.
Её кузина была девушкой, которая ничего не могла сделать сама ещё с тех пор, как была ребёнком. Она была робкой и трусоватой, и поэтому Розали сказала ей, что туманный человек придёт, чтобы наказать её, если она нарушит клятву, которую они вдвоём дали на яйце фейри, и это по-настоящему испугало её, так что она уехала из Лондона и спряталась в деревне. Это тоже рассказала ему Розали.
В любом случае, это создание явно не умело держать рот на замке.
Эдгар встречался с ней всего лишь несколько раз на светских вечерах, и она всегда служила удобным источником ценной информации.
Если он выказывал хотя бы намёк на след интереса, она была более чем рада ответить.
Вопреки его ожиданиям, получение каждого кусочка внутренней информации семьи барона вовсе не составило никакого труда.
И, теперь, следующий ход. Какую пешку он должен сдвинуть?
Когда он думал, Эдгар свел брови вместе.
Это как игра. Возможно, то, что он делает, бессмысленно, даже если он – очевидный победитель.
Он заставил эту мысль покинуть свою голову. Даже если это игра, раз он начал её, ему нужно победить. И всё, что он делает, служит этой цели.
Сколько же ещё ходов до мата?
– С возвращением, милорд.
Дворецкому, который ожидал его на входе, Эдгар отдал шляпу и трость и принудительно передал ему своё пальто, а затем подошёл к Рэйвену, вошедшему в прихожую.
– Рэйвен, как там Лидия? Она ревновала?
– Вы желаете знать, выказывала ли она признаки ревности?
Рэйвен склонил голову, как если бы пребывал в растерянности от неожиданного вопроса.
– Она видела меня с другой леди, так что у меня есть шанс, что она начала меня ревновать, не так ли?
– Эм-хм, однако, господин Эдгар, я не получал приказа убедиться, ревнует она или нет, – серьёзно ответил слуга.
– …Ну, да, так и было. Я забыл.
– И я не могу судить о таких вещах.
Рассматривая самого себя в качестве живого, ходячего оружия, Рэйвен был неспособен воспринимать свои собственные чувства или волю как принадлежащие ему. Кажется, понимать чувства других людей ему было ещё труднее.