Граф из Техаса

— Я думаю, что пришло время для нашей маленькой мисс Присси идти спать, ты так не считаешь?

— Спать? Сейчас? — Хлоя легким движением руки провела пальцами по открытому вороту своей блузки. — Но ужин уже почти готов.

— Мы можем поужинать позже. Я совсем не против, даже если нам придется есть все холодным.

— Ты, возможно, не будешь, но тетушка Эмми будет ужасно огорчена.

— Однако она не будет так расстроена, как расстроюсь я, если… — он замолчал, услышав странный звук на расстоянии.

— Что это, черт побери?

— Что?

— Я мог бы поклясться, что я только что слышал блеяние овцы.

— Овца? Здесь? Это тебе почудилось, Пайн. В этом районе Техаса нет овец.

Он опять услышал этот звук, который на этот раз был ближе и гораздо громче.

— А что же тогда по-твоему это?

Когда Пайн уже пошел через комнату, направляясь к выходу, из двери кухни высунулась седая голова Эмми.

— Что это за шум?

— Пайн говорит, что это овца, — ответила Хлоя, направляясь за своим мужем.

— Овца? Здесь? — Эмми поспешила вслед за Хлоей.

— Боже милостивый, если это действительно овца, то нам не избежать неприятностей.

Когда они добежали до первого крыльца, любопытство Хлои и беспокойство Эмми тут же исчезло, и обе женщины застыли в удивлении. Все еще держа на руках Присциллу, Пайн стоял посреди двора рядом с громадным фургоном, который, казалось, был до предела забит сумками, сундуками, чемоданами, прыгающими и хохочущими маленькими девочками, рядом с которыми гордо восседала белая овца с розовой атласной ленточкой, завязанной вокруг ее шеи.

Из фургона с трудом выходила темноволосая молодая женщина, которая, очевидно, была уже на последнем месяце беременности. А помогал ей спуститься…

— Прескотт? — Хлоя и Эмми в один голос произнесли его имя и поспешили с крыльца к фургону.

— Спасибо, Господи, мой мальчик наконец-то вернулся домой, — сказала Эмми. Слезы появились у нее на глазах, и она заключила племянника в свои теплые объятия, крепко прижав его к себе.

— Да, я дома, тетушка Эмми. И теперь уже надолго.

— Что ты имеешь в виду под «надолго»? — спросила Хлоя, когда Эмми наконец отступила назад.

— Я имею в виду, что приехал сюда навсегда. Я больше никогда не покину Техас.

— А разве это возможно? — спросила Хлоя.

— Конечно да, почему бы нет?

— Но ведь ты граф Сент Кеверна. Ты не можешь одновременно быть графом и жить здесь. Ведь так?

— Честно говоря, я не знаю, — Прескотт широко улыбнулся при виде счастливого и озадаченного выражения на лице своей невестки. — Теперь это уже не имеет ни малейшего значения, потому что я уже больше не граф. Похоже на то, что этот парень, сэр Генри Уилберфорс, сделал большую ошибку, объявив меня графом.

— Ошибку? — у Пайна неприятно засосало под ложечкой при мысли о том, что эта ошибка сэра Генри может как-то касаться и его. — Ты не настоящий граф?

— Спокойно, братишка. Ты тоже не являешься им. У нас есть кузен Эдвард, который с радостью принял этот титул.

Пайн вздохнул с облегчением.

— Слава Богу.

— Боже мой, как выросла Присси! — воскликнул Прескотт. — Когда я уезжал отсюда, она была еще такой крошкой.

— О да, к сожалению, все дети имеют эту дурную привычку быстро вырастать, — сказал Пайн, взглянув на беременную женщину и трех маленьких девочек, стоящих в отдалении. — Кстати о детях…

— О да. И куда девались мои манеры? — Прескотт подошел к женщине и нежно обнял ее за плечи. — Все, внимание. Я хочу представить вам мою жену Люсинду.

— Жену? — все трое удивились в один голос.

Прескотт усмехнулся и кивнул.

— Да. Она моя жена и к тому же законная, тетушка Эмми, так что перестань хмуриться. Мы с Люсиндой венчались в июле в маленькой церквушке рядом с американским посольством в Париже, во Франции.

— Во Франции? В Париже? — прошептала Хлоя в изумлении.

Учитывая, что июль был только три месяца назад, а молодая жена Прескотта выглядела так, что готова была уже родить со дня на день, Эмми нетрудно было догадаться, что Люсинда уже была беременна, когда ее племянник женился на ней. Она не знала, почему это должно удивлять ее. В конце концов этот мальчишка был Трефаро, а большинство мужчин Трефаро имели дурную привычку все делать шиворот-навыворот. Похоже, что Прескотт мало чем отличался от Пайна в том, что касалось дел плотских.

Но она отбросила в сторону эти мысли и подошла к Люсинде, чтобы радушно заключить ее в свои объятия.

— Рада, что ты стала членом нашей семьи, Люсинда: Я Эмми, тетя Прескотта, но ты можешь звать меня тетушка Эмми. Меня все так зовут.

— Спасибо… тетушка Эмми, — нерешительно сказала Люсинда.

— Все, что хочу сказать — я счастлива, что такая милая и хорошая женщина, как ты, наконец заставила остепениться этого проказника, моего племянника, — и обратившись к Прескотту добавила, — он был баптистом?

— Кто?

— Тот священник, который венчал вас во Франции, в Париже?

— Нет, но он был представителем духовенства. Кажется, он был методистом, не так ли, дорогая?

— Я думаю, он был членом епископальной церкви, Прескотт.