«И особенно женщины», — отметил он про себя. О, как ему надоели его тетушки и кузины, и все эти настырные мамаши, и их дочки с лошадиными лицами, которые моментально влюблялись в него, узнав, что он граф, и сочинив для себя легенды о его несуществующем в действительности богатстве. Не говоря уже о нескольких десятках бывших подруг Пайна, которые, приняв Прескотта за его брата-близнеца, пытались возобновить с ним близкие отношения. Или о мужьях этих прелестных особ, которые при встрече с ним с налитыми кровью глазами лезли сводить счеты даже тогда, когда Прескотт говорил им, что он вовсе не Пайн. И, конечно же, никогда не сможет он забыть кредиторов своего брата, которые были твердо убеждены, что именно Прескотт обязан выплатить им долги.
— Я очень надеюсь, что в Корнуолле все будет по-другому, Люсинда.
— Можете в этом не сомневаться. Люди в Корнуолле совсем не такие как лондонцы. Здесь, в Сент Кеверне, мы очень провинциальны и, как бы это сказать, просты в общении.
— Провинциальные и простые — это мне нравится. Это похоже на тех людей, которые живут у меня на родине. Вако — самое заурядное местечко, в чем вы могли бы сами убедиться. Там тоже живут простые, честные, трудолюбивые люди, с которыми приятно поговорить, не то что с этими напыщенными зазнайками в Лондоне.
Вдали уже виднелась вершина соседнего холма, и Прескотт понял, что Люсинда скоро покинет его. О, как ему хотелось бы подольше остаться со своей очаровательной спутницей! Из всех женщин, встреченных им за последние недели, только с ней ему было по-настоящему хорошо. Только с ней он не чувствовал себя напряженно или неуклюже. Она принимала его таким, какой он есть. Ему нравилось быть с ней рядом, говорить и слышать ее голос. Он мог без стеснения смотреть на ее прекрасное лицо и любоваться им. И уже одна мысль о том, что она скоро уйдет навсегда, оставляла в его душе невообразимую пустоту.
— Знаете что, — сказал он, — вы, кажется, не назвали мне еще своей фамилии.
— Неужели?
— По крайней мере, я не припоминаю.
— Тогда я, должно быть, действительно вам еще не сказала.
— Мы должны исправить эту ошибку, особенно если вы так беспокоитесь, чтобы наши слова не звучали слишком фамильярно в обращении друг с другом. Ведь если бы я назвал вас по имени в присутствии посторонних, это могло бы здорово подпортить вашу репутацию. А мне, конечно же, очень не хотелось бы делать ничего подобного.
— О нет, упаси Боже.
— Так ваша фамилия…?
— Если вы так хотите знать, — сказала она, и игривый огонек сверкнул в ее глазах, — моя фамилия Трефаро.
Глава 2
— Трефаро?
— Да. Люсинда Гвендолин Марианна Трефаро.
— Черт меня побери! — широкая улыбка появилась на его лице. — И как тут на себя не разозлиться? Я все это время разговаривал с одной из своих родственниц и до сих пор об этом не знал. Ведь мы с вами родственники, правда? Я имею в виду фамилию: Трефаро в этих краях не то же самое, что Смит или Джонс в Лондоне, не так ли?
— Не совсем. Конечно, в Корнуолле есть несколько семейств Трефаро, и все они, в той или иной степени, связаны между собой родственными узами.
— И кем же мы с вами приходимся друг другу? Кузены?
— Да, кузены, — ответила она. — Только отдаленные.
Сам не понимая почему, Прескотт быстро спросил:
— Насколько отдаленные?
— Вообще-то я точно не знаю. А вы кем приходитесь покойному старому графу?
— Старому графу?
— Да, вашему предшественнику. Тому, который умер, оставив вам титул.
— А, этому. Подождите, дайте подумать. Вообще-то я особо не прислушивался, когда Генри — то есть сэр Генри Уилберфорс — рассказывал мне о моем титуле и родословной. Так что я почти все уже позабыл. Но он вроде бы сказал, что старый граф был старшим братом моего деда. Если это так, то, следовательно, я прихожусь ему внучатым племянником.
— Если все дело обстоит действительно так, тогда у нас с вами были одни и те же прабабушка и прадедушка, так как моя мать была внучатой племянницей старого графа, что, конечно же, делает меня его правнучатой племянницей.
— Но какие же все-таки отношения у нас с вами?
— Я полагаю, что мы — троюродные или четвероюродные кузены.
«Троюродные или четвероюродные кузены», — подумал Прескотт. Другими словами, хотя у них и были одинаковые фамилии и происхождение, с какой стороны ни посмотри, Люсинда для него мало чем отличалась от постороннего человека. Ему понравилось это открытие. Просто очень понравилось. Теперь, точно установив свои родственные связи с Люсиндой, Прескотт почувствовал, что она стала привлекать его еще сильнее. Она остановилась на вершине горы и кивком головы указала вниз.
— Вот мы почти и пришли. Видите, вон там впереди — Рейвенс Лэйер. Ваш новый дом.