Граф Калиостро

- То есть как - не знаешь?

- Его имя скрыто от меня.

- Э, братец, да ты, я вижу,- плут. Ну, а тебя по крайней мере как зовут?

- Маргадон.

- Ты что же - эфиоп?

- Я был рожден в Нубии,- ответил Маргадон, спокойно, сверху вниз глядя на Алексея Алексеевича,- при фараоне Аменхозирисе взят в плен и продан моему господину.

Алексей Алексеевич отступил от него, сдвинул брови:

- Что ты мне рассказываешь?.. Сколько же тебе лет?

- Более трех тысяч...

- А вот я скажу твоему барину, чтобы тебя высекли покрепче,воскликнул Алексей Алексеевич, вспыхнув гневным румянцем.- Пошел вон!

Маргадон поклонился так же почтительно и вышел. Алексей Алексеевич хрустнул пальцами, приводя себя в душевное равновесие, затем подумал и рассмеялся.

Казачок в это время распахнул обе половинки резных дверей, и в комнату вошли под руку кавалер и дама. Начались поклоны и представление.

Кавалер был средних лет, плотный мужчина. Багрово-красное лицо его с крючковатым носом было погружено в кружева. Огромный, с локонами, парик, какие носили в начале столетия, был неряшливо напудрен. Синий жесткого шелка кафтан расшит золотыми мордами и цветами. Поверх надета зеленая шуба на голубых песцах. Золотом же были вышиты черные чулки. На пряжках бархатных башмаков сверкали брильянты, и на каждом пальце коротких волосатых рук переливалось по два, по три драгоценных перстня.

Хриповатым баском приезжий проговорил приветствие, затем, отойдя на шаг от дамы, представил ей Алексея Алексеевича.

- Графиня,- наш хозяин. Сударь,- моя жена.

После этого он занялся табакеркой, нюхая, сморкаясь и задирая голову. Алексей Алексеевич выразил графине сожаление по поводу дурной погоды и живейшую радость по поводу их неожиданного знакомства. Он предложил ей руку и повел к столу.

Графиня отвечала односложно и казалась утомленной и печальной. Но все же она была необыкновенно хороша собой. Светлые волосы ее были причесаны гладко и просто. Лицо ее, скорее лицо ребенка, чем женщины, казалось прозрачным,- так была нежна и чиста кожа; ресницы скромно опущены над синими глазами, изящный рот немного приоткрыт,- должно быть, она с наслаждением вдыхала свежесть, идущую из сада.

У стола, уставленного холодными и горячими закусками, гостей встретила Федосья Ивановна. По-французски она изъяснялась плохо, приезжие совсем не говорили по-русски, поэтому занимать их пришлось одному Алексею Алексеевичу. Выяснилось, что они едут из Петербурга в Варшаву на долгих и в дороге уже вторую, неделю.

- Прошу великодушно простить меня,- сказал Алексей Алексеевич,знакомясь, я не совсем расслышал ваше имя.

- Граф Феникс,- отвечал приезжий, жадно белыми крепкими зубами вонзаясь в курячью ногу.

Алексей Алексеевич быстро поставил задрожавший в руке стакан и побелел, стал белее салфетки.

6

- Так вы и есть знаменитый Калиостро, о чудесах ваших говорит весь свет? - спросил Алексей Алексеевич.

Феникс поднял косматые, с проседью, брови, налил вина в стакан и опрокинул его в горло, не глотая.

- Да, я Калиостро,- сказал он, с удовольствием причмокнув большими губами,- весь мир говорит о моих чудесах. Но происходит это от невежества. Чудес нет. Есть лишь знание стихий природы, а именно: огня, воды, земли и воздуха; субстанций природы, то есть - твердого, жидкого, мягкого и летучего; сил природы: притяжения, отталкивания, движения и покоя; элементов природы, коих тридцать шесть, и, наконец, энергий природы: электрической, магнетической, световой и чувственной. Все сие подчинено трем началам: знанию, логике и воле, кои заключены вот здесь,- при этом он ударил себя по лбу. Затем положил салфетку и, вынув из камзольного кармана золотую зубочистку, принялся решительно ковырять в зубах.

Алексей Алексеевич глядел на него, как кролик. Ужин кончился, и гости перешли в библиотеку, где, прогоняя вечернюю сырость, пылали в очаге дрова. Федосья Ивановна, ни слова не понявшая из разговора, осталась хлопотать в столовой.

Калиостро сел в сафьяновое кресло и, нюхая табак, говорил о том, какую пользу оказывает человеку хорошее пищеварение. Графиня опустилась на стульчик близ огня и глядела на пламя, задумавшись. Ее руки, скрещенные на коленях, тонули в голубоватом шелку платья.

- Мой друг, доктор философии, умерший в Нюренберге, в тысячу четыреста... вот проклятая память,- пробормотал Калиостро, стуча пальцами по табакерке,- мой друг доктор Бомбаст Теофраст Парацельзиус не раз говаривал мне: жуй, жуй, жуй,- сие есть первая заповедь мудрого: жуй...

Алексей Алексеевич дико взглянул на графа, но тотчас, как это бывает во сне, немыслимое и действительность сами собой совместились, слились в его представлении, лишь слегка закружилась голова, но это сейчас же прошло.

- Я также не раз слыхал, ваше сиятельство,- проговорил Алексей Алексеевич,- что хорошее пищеварение вселяет веселые мысли, а дурное повергает в скорбь и даже вызывает ипохондрию. Но есть и другие причины...

- Несомненно,- сказал Калиостро, опуская брови.

- Осмелюсь взять хотя бы в пример себя... Расстройство моих чувств началось вот от этого портрета...