Граф Л. Н. Толстой

«Ясная Поляна» сделалась, может быть, без ведома учредителя, питомником натуральных поэтов; она тотчас же наполнилась чрезвычайно милыми сочинителями разных возрастов, дети сочиняют взапуски у Толстого – и это очень хорошо: ничто так не приводит к уважению себя, как созданный талант или как уверенность в обладании особенной способности, а уважение к себе крестьянскому мальчику необходимо и для того, чтоб заставить других уважать себя. Но Толстой слишком далеко заходит в радости видеть, как просто и легко школа его производит великих писателей. По поводу произведения одного из своих малолетних поэтов (рассказа «Солдаткино житье»), действительно отличающегося прелестью свежего, только что возникающего наблюдения, вспомоществуемого при этом воспоминанием песенных и сказочных мотивов, он написал в Ясной Поляне статью, заглавие которой уже выражает все ее содержание. Вот оно: «Кому у кого учиться писать – крестьянским ли ребятам у нас, или нам у крестьянских ребят» (Я. П. 1862. Сентябрь). Это не каприз, диалектика, не шутка и не преднамеренный софизм: автор действительно убежден, что литература должна быть сведена на то наивное подсматривание ближайших явлений, каким всегда отличаются умные и даровитые мальчики. Указывая на некоторые страницы «Солдаткина житья», он от души восклицает: «Ничего подобного я не встречал в русской литературе», – как прежде от души говорил о превосходстве своего Фомки перед Гёте (стр. 39 и 47). Толстой не хочет знать, что литератор и не должен так писать, что на порядочной литературе лежит обязанность не только передавать явления с известной теплотой и живостью, но еще отыскивать, какое место они занимают в ряду других явлений и как относятся к высшему, идеальному представлению их самих, к своему нравственному и просветленному типу. Если бы дозволено было приходить к заключениям об убеждениях автора на основании аналогии и сближения, то естественным выводом из всего сказанного было бы, что для Толстого сага, или народная легенда, может заменить историю, песня, складываемая общими силами народа, – личное творчество, примета и пословица – всю пытливую разработку вопросов естественной истории и философии. Туда, по крайней мере, ведет напряженное искание простоты, природных истин, которая может составить и силу писателя, и источник его неоправдываемых увлечений.

После этих замечаний нам уже гораздо легче будет распознать настоящий смысл повести «Казаки», собственно и вызвавший их. Спешим прибавить, однако же, что, на какую бы точку зрения ни становилась критика по отношению к этому произведению Толстого, она должна будет признать его капитальным произведением русской литературы, наравне с наиболее знаменитыми романами последнего десятилетия.

II