— К тому же, все мы знаем, что Император Романов всегда поддерживал хорошие отношения с Йогаром. За последнюю сотню лет, пожалуй, ни разу оборотни и люди не сосуществовали настолько мирно. Пытаться убить главу клана, рушить с таким трудом выстроенный дипломатический альянс, вносить смуту, зачем? Какой в этом смысл?
— Напасть на лес и отобрать землю, а нас заставить себе подчиняться. Да он спит и видит, как сделать свободных вервольфов своими рабами, — снова влез Койр. Судья уже даже молотком по столу не стучал, призывая его молчать — очевидно, понял всю бесперспективность этого занятия.
— Чушь, — Август фыркнул. — Если бы Романов хотел с нами войны, за годы его правления это бы как-нибудь да проявилось. К тому же, она не принесет Империи ничего, кроме потерь и крови. Романов слишком умен, чтобы этого не понимать.
— Все бесхвостые одинаковые. Как только им в башку ударяет мысль завоевывать всех подряд, они перестают соображать. К тому же ты часом не забыл, что в кармане у одного из них нашли флакон с ядом?
— Яд могли подкинуть.
Койр презрительно скривился.
— И кто же?
Август кротко улыбнулся.
— Разумеется, я не хочу никого оскорблять и уж тем более выдвигать никаких обвинений. Но граф Лазарев высказал версию, которая при некоторых допущениях может звучать вполне правдоподобно. Конечно же, я не имею в виду тебя, нет-нет, — поспешно открестился он, глядя, как Койр в ярости делает шаг к нему. — Но, возможно, это был кто-то из клана, тот, кому смерть Йогара была бы выгодна. Мне страшно такое говорить, но даже в эту версию я верю все же больше, чем в вероломство наших имперских гостей.
Все это Август произносил с таким невинным выражением лица, что мне хотелось ему аплодировать. Койр бессильно сжимал кулаки, не зная, как реагировать на подобную наглость. С одной стороны, прямо его не обвинили, наоборот, заверили, что ни в коем случае этого не делают, а с другой каждому в зале было понятно, кому смерть старейшины была выгодна больше всего. Тому, что метит в его кресло. И вряд ли это сам Август или те два молодых советника, которые сидят сейчас среди зрителей и влиянием обладают явно меньшим, чем старики.
— Чушь, — наконец припечатал Койр. — Никто из наших братьев до такого бы не опустился.
— Разумеется, друг мой, — легко согласился Август. — Я лишь высказал предположение, не более.
— Защита и обвинение высказались. — Судья перевел взгляд на нас. — Подсудимые, желаете что-нибудь сказать?
Я пожал плечами и озвучил единственное, что, пожалуй, можно было сказать по существу в этой ситуации:
— Я невиновен.
Анна спокойно взглянула на судью и повторила свои фирменным ничего не выражающим голосом:
— Я невиновна.
Я видел, как теплеют взгляды, которыми одаривают нас оборотни. Как присяжные хмурятся, и ненависть на их лицах уступает место угрюмой задумчивости. Даже судья уже смотрел на нас менее неприязненно, а это, пожалуй, самое главное.
Зерно, посеянное Августом, принесло свои плоды. Похоже, чуть ли не половина зала всерьез размышляет, а не мог ли Койр и правда быть отравителем. И, возможно, некоторые даже близки к тому, чтобы в это поверить. Я бы точно поверил, глядя на эту противную чернобородую рожу.
Дело не столь безнадежно. Август помог нам, как и обещал, зародил в вервольфах сомнения. Теперь главное — твердо стоять на своем. Как там говорил старик, дружно все отрицать? Это мы можем.
— Они меня заставили! — неожиданно проговорил Федор. — Угрожали, что, если я не подолью этот яд, мне и моей семье не жить.
Я чуть не подскочил на месте. Что?!
— Я и правда отравил главу клана. Но они меня заставили, заставили, клянусь. Я не хотел. — Федор низко опустил голову. — Я виноват. Я не должен был этого делать. Но вы же знаете, какие у Тайной Канцелярии методы. Меня пытали бы, бросили бы в подземелье. А моя жена… Лучше вам не знать, что они собирались с ней сделать.
— Что ты несешь?! — прошипела Блэйд. Я был полностью с ней солидарен.
— Я действительно подлил яд, — повторил Федор, старательно избегая смотреть на нас с Анной. — Но теперь понимаю, что не могу с этим жить. Я виновен и должен понести наказание. И они тоже. Это ведь они мне приказали.
Я мгновение подбирал слова, а потом не выдержал и просто залепил предателю пощечину. Тот дернулся, но взглянул на меня почти с благодарностью. Словно сам мучился от того, что ему приходилось говорить, и рад был быть за это наказанным. И это почему-то взбесило меня еще больше. Что, совесть проснулась, сволочь ты такая? Да будь моя воля, я бы убил тебя на месте!
Койр, до этого хмурившийся, расплылся в улыбке, словно кот, поймавший мышь. Предатель быстро взглянул на старика, и в них отразилась отчаянная надежда.
Его подкупили! Должно быть, старый ублюдок пообещал стражнику помилование, если тот оклевещет нас, и в красках расписал, какие ужасы его ждут во время казни. И тот тут же побежал спасать свою шкуру, забыв о чести, не говоря уже о таких мелочах, как верность и долг перед Империей. Два урода нашли друг друга.