Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники

В Ницце [скончался] один из замечательнейших военных и государственных деятелей в России — граф МИХАИЛ ТАРИЕЛОВИЧ ЛОРИС-МЕЛИКОВ. Он родился в 1825 г., получил воспитание в школе гвардейских подпрапорщиков и в 1843 г. поступил на службу в Гродненский полк. Прослужив здесь четыре года, он, в 1847 г., в чине поручика переселился на Кавказ, по особым поручениям при князе Воронцове. С ноября 1847 г. по февраль 1848 г. Михаил Тариелович участвовал, почти ежедневно, в многочисленных действиях против горцев в Малой Чечне. Затем, в 1848 г. он принимал участие в целом ряде дел и особенно отличился в дагестанском отряде князя Аргутин-ского-Долгорукова. В этом же году получил за отличие чин ротмистра. Переходя от одного славного дела к другому, он успел приобрести громкое имя доблестного офицера кавказской армии, имя, наводившее страх на горцев. В мае 1855 г., уже в чине полковника, он вступил в Турцию, где разбил неприятеля близ Карса и Александ-рополя. В 1856 г., после окончания турецкой войны, произведен в генерал-майоры, в 1863 г. — в генерал-лейтенанты, в 1865 г. назначен генерал-адъютантом, ав 1875 г. — чин полного генерала. В последнюю турецкую кампанию, назначенный командующим отдельным самостоятельным корпусом, он оказался таким же выдающимся генералом, каким в свое время был офицером. Прославйли его битва при Аладжинских высотах и взятие Карса: в 1877 г. он получил ордена Георгия 2-й степени и Владимира 1-й степени с мечами, а в 1878 г. — графское достоинство. Благодаря доверию к графу местного населения и подрядчиков, он вел войну даже на неприятельской территории на кредитные деньги, чем доставил правительству несколько десятков миллионов сбережений. Отдыхая после кампании, граф в январе 1879 г. неожиданно получил назначение временно астраханского, саратовского и самарского генерал-губернатора, учрежденного ввиду возникших слухов о появлении в Ветлянке чумы. Слух о чуме напугал всю Европу, карантины могли убить торговлю Закавказья, нижней Волги, рыбопромышленность, Нижегородскую ярмарку. Другой человек стал бы эксплуатировать свою роль спасителя целого края. Граф, прибыв на место и убедившись, что все слухи об эпидемии преувеличены, немедленно представил о снятии исключительного положения и об уничтожении своего генерал-губернаторства. Эта быстрота и откровенность создали графу, известному до того времени только на Кавказе, огромную популярность в торговом и промышленном сословии всей России. Не успел он вернуться в Петербург с отчетом, как учреждение, после гнусного покушения Соловьева, временных генерал-губернаторов с политической целью искоренения нигилизма, вынудило его отправиться в Харьков в качестве временного генерал-губернатора шести губерний. Харьков радушно встретил графа Лорис-Меликова, и в течение целого года, хотя преследование нигилизма одинаково шло деятельно во всех южных губерниях, общественное мнение негодовало на покойного Тотлебена и восхваляло Лорис-Ме-ликова. Доступность, простота в обращении, ласковость графа располагали к нему массу. Он действительно имел способность привлекать к себе людей, его мягкие, вкрадчивые манеры, веселость очаровывали многих; женщины особенно легко подчинялись его влиянию, и надобно признаться, что женщины способствовали не мало его быстрому возвышению. В конце марта 1880 г., вместе с другими генерал-губернаторами граф Лорис-Меликов прибыл в Петербург с отчетом. Здесь, совершенно неожиданно и негаданно, в несколько дней получил он власть и значение, которым пользовались в России только герцог Бирон¹ и граф Аракчеев². Взрыв в Зимнем дворце, произведенный Халтуриным, в момент, когда вся Россия готовилась праздновать 25-летний юбилей императора Александра II, произвел положительную панику. Явилась мысль учредить диктатуру, способную дать нашему расшатанному административному организму единство и силу. Была образована Верховная распорядительная комиссия, во главе которой покойный государь поставил графа Лорис-Меликова. Верховенство графа представляет факт удивительный в истории: не было примера, чтобы диктатура с такими чрезвычайно широкими полномочиями была встречена с таким удовольствием публикою. Это было время какого-то юношеского, страстного, непонятного теперь увлечения. Покушение Млодецкого на жизнь графа Лорис-Меликова еще увеличило эту популярность. Как она была сильна, видно из того, что дело дошло до того, что беглые каторжники являлись с улицы и отдавали себя в руки графу: печать также никогда не чувствовала себя так свободно, как в это время. Эта пора диктатуры длилась с апреля до августа, пока граф, управлявший и III отделением, исходатайствовал уничтожение последнего и принял министерство внутренних дел. На этом посту, и продолжая играть роль первого министра, так как большинство прочих министров докладывало в его присутствии, он старался перейти к делу и осуществить некоторые задуманные им мероприятия: сенаторская ревизия (повлекшая к раскрытию расхищений башкирских земель), отмена соляного налога, прекращение выпуска кредитных билетов, комиссия о пересмотре закона о печати, более свободы в учебном деле — таковы были первые результаты управления графа. Более занимало его развитие самоуправления на широких началах. Весь этот план мог осуществиться лишь при полном единодушии в министерствах, но достигнуть этого было не легко. И в момент, когда идея о цельном кабинете готова была почти осуществиться, все рухнуло в катастрофе 1-го марта. Оказалось, что примирительная политика графа, и призыв общественных сил, и облегчение участи сотен молодых людей, сосланных в отдаленные края, и обещание крупных реформ — нигилизма не искоренили. Крамола шла своим чередом. Он сам, уже в отставке, заметил как-то: «Вот граф Толстой, хоть штатский, справился с нигилистами, а я и военный, да не мог». Но если мероприятия графа нигилизма не уничтожили, то только по незнанию и с злым умыслом повторяют, что небрежность графа была одною из причин 1-го марта. На деле никогда не шло так деятельно раскрытие нигилистической организации, никогда число захваченных и осужденных анархистов не было так велико, как именно при «диктатуре сердца». Известно, что и Желябов был арестован ранее 1-го марта. Затем, если в организации сыскной части оказались разные промахи, то они, конечно, к графу не относятся, так как ни в какой стране министр не может входить во все мелочи и заменять собою полицейских агентов. После 1 марта граф Лорис-Меликов не хотел или не мог понять, что той политике, которой он следовал, не было более места. Он пытался, однако, поддержать свою программу и даже влиял еще на некоторые назначения, но песня его была спета. Появление манифеста 27-го апреля, помимо участия графа, дало понять, что роль его сыграна, что доверие к его политике утрачено. Немедленно граф подал в отставку, которая и была принята; он готовился к такому исходу и в тот же день переехал с казенной квартиры, а затем отправился за границу. Последние годы он проводил почти постоянно в Ницце; отчасти вследствие расстроенного своего здоровья, отчасти вследствие того, что после того, как он занимал такое положение, ему неловко было разыгрывать перед публикою роль падшего величия. Он наезжал, впрочем, изредка в Петербург и, между прочим, принимал участие в обсуждении весьма важного вопроса о военной повинности на Кавказе.