Граф Мирабо

Бабушка начала припоминать молодость маркизы, проявляя при этом поразительную память, чуть ли даже не больше, чем бы самой маркизе было желательно. После разных воспоминаний о шалостях, непослушании и легкомыслии детства болтливая бабушка дошла до одного пажа по имени Пери, прелестного плутика, приставленного в то время к ее красивой внучке и вскружившего ей голову. Тут должны были последовать дальнейшие, не слишком, вероятно, скромные откровения, но испуганная маркиза, не желая допустить их, с силою схватила бабушку за руку. В то же мгновение рука эта с быстротой молнии обратилась в ничто, и все видение, подобно дыханию, в котором не оставалось более ничего осязательного, исчезло.

Теперь графиня Калиостро поднялась со своего места, приглашая гостей перейти с нею в гостиную и там пить кофе.

Все общество последовало ее приглашению. Несколько минут все молчали, испытывая, по-видимому, самые различные ощущения. За чрезмерным напряжением последовало утомление и какое-то смутное неудовольствие, а потому, во избежание дальнейших разъяснений, все стали прощаться с хозяином и хозяйкой.

В эту самую минуту в передней раздались тяжелые шаги, и несколько голосов громко, нимало не стесняясь, спрашивали графа Калиостро. Вслед за сим двери в зал раскрылись, и двое полицейских, с шумом войдя в него, подошли к графу Калиостро и предъявили ему приказ об аресте. Приказом этим им было поручено немедленно отвезти графа и графиню Калиостро в Бастилию.

С невозмутимым спокойствием, без малейшего изменения в выражении лица, принял Калиостро это сообщение.

– Известно ли вам что-либо по поводу этого распоряжения? – спросил он равнодушно, обращаясь к полицейскому агенту и возвращая ему приказ, на который лишь мельком взглянул.

Агент пожал плечами и с усмешкой отвечал, что сегодня графиня Ламотт-Валуа, задержанная в Бар-сюр-Об, отвезена в Бастилию.

– А потому весьма возможно, – прибавил он, – что эта дама сделала уже некоторые признания, ведущие в Бастилию и графа Калиостро с супругой.

Графиня при этих словах громко вскрикнула, бросилась к Калиостро и крепко обняла его обеими руками, как бы ища у него защиты.

– Не падай духом, Лоренца, тучи находят и проходят, и каждое облако, в которое мы вступаем, должно вновь само собой удалиться от нас, – проговорил Калиостро с торжественностью. После этого он подошел к своим гостям, извиняясь перед ними, что невольно вынужден сократить свои обязанности хозяина. Он надеется, что через это испытание его еще лучше узнают; вот единственно, почему он охотно принимает то, чему его подвергают.

Лицо его при этом имело почти торжествующее выражение, и, как бы с некоторой гордостью, он отдал себя в руки полицейских, с нетерпением желавших уже пуститься в путь. Графине не было дано времени для перемены ее великолепного туалета, и она должна была последовать за полицейскими чинами в том виде, как была для приема своих гостей.

Ожидавшая внизу у дверей наглухо закрытая карета приняла обоих арестованных и их охрану и быстро направилась к месту назначения.

Приглашенные к обеду гости оставались еще некоторое время в зале графа Калиостро в самом необыкновенном настроении. Невольная улыбка, с которою они смотрели друг на друга, разрешилась наконец общим обменом мыслей.

– Хорошо, что полиция поразила нас уже за кофе, а не среди нашего обеда с духами! – прервал молчание Шамфор. – Что было, если бы бастильские посланники возмездия застали здесь его преосвященство кардинала Ришелье и достопочтенную бабушку маркизы! Было бы постыдно для кардинала, при первом же посещении Франции тотчас столкнуться с полицией. Дух же бабушки, имея слушателями полицейских агентов, разболтал бы менее, быть может, в особенности насчет прелестного пажа Пери.

– Я убеждена, что мы были здесь предметом дерзкого обмана, – с живостью начала маркиза де Барберак, пришедшая теперь в себя от всех ужасов. – Уверяю моим честным словом, что я никогда не слыхала ни о каком паже Пери. Кто своим духам передает подобную ложь, тот недостоин ни малейшего доверия, ни он сам, ни его так называемая наука.

– Зачем я не попросил его вызвать мне моего отца? – воскликнул Шамфор, смеясь. – Я знал всегда только свою мать, и, хотя невозможно, чтобы я не имел родителя, я, однако, никогда не слышал его имени и не видел лица его. Быть может, граф Калиостро, так хорошо изучивший тайны египетских храмов, нашел там и того, кто был моим отцом? А если б его положение или наружность мне не понравились, я мог бы с ним сделать то, что сделали с прекрасным пажом Пери. Я не признал бы его существования.

Маркиза, которой было нежелательно дальнейшее продолжение такого разговора, поспешно взяла своего кавалера под руку и, любезно откланявшись, удалилась. Генерал Лафайетт, оставшийся, казалось, при благоприятном мнении о Калиостро, последовал за нею, разговаривая с Шамфором. Он заметил, что против столь необыкновенно одаренного человека вмешательство полиции ничего не доказывает. Разве Бастилия в данную минуту не есть родина лучших и благороднейших сынов Франции?