Граф Монте-Кристо

Она спустилась вниз, рассказала ему, что случилось в тот день, когда к отцу ее явился посланный банкирского дома Томсон и Френч, рассказала про сцену на лестнице, про данное ею обещание и показала письмо.

— Вы должны идти, — сказал Эмманюель.

— Идти туда? — прошептала Жюли.

— Да, я вас провожу.

— Но ведь вы читали, что я должна быть одна?

— Вы и будете одна, — отвечал Эмманюель, — я подожду вас на углу Музейной улицы; если вы задержитесь слишком долго, я пойду следом за вами, — и горе тому, на кого вы мне пожалуетесь!

— Так вы думаете, Эмманюель, — нерешительно сказала девушка, — что я должна последовать этому приглашению?

— Да. Ведь сказал же вам посланный, что дело идет о спасении вашего отца?

— Спасение от чего, Эмманюель? Что ему грозит? — спросила Жюли.

Эмманюель колебался, но желание укрепить решимость Жюли одержало верх.

— Сегодня пятое сентября, — сказал он.

— Да.

— Сегодня в одиннадцать часов ваш отец должен заплатить около трехсот тысяч франков.

— Да, мы это знаем.

— А в кассе у него нет и пятнадцати тысяч, — сказал Эмманюель.

— Что же будет?

— Если сегодня в одиннадцать часов ваш отец не найдет никого, кто пришел бы ему на помощь, то в полдень он должен объявить себя банкротом.

— Идемте, идемте скорей! — взволнованно воскликнула Жюли, увлекая за собой Эмманюеля.

Тем временем г-жа Моррель все рассказала сыну.

Максимилиан знал, что вследствие несчастий, одно за другим постигших его отца, в образе жизни его семьи произошли значительные перемены, но не знал, что дела дошли до такого отчаянного положения.

Неожиданный удар, казалось, сразил его.

Потом он вдруг бросился из комнаты, взбежал по лестнице, надеясь найти отца в кабинете, и стал стучать в дверь.

В эту минуту открылась дверь внизу; он обернулся и увидел отца. Вместо того чтобы прямо подняться в кабинет, г-н Моррель прошел сперва в свою комнату и только теперь из нее выходил.

Господин Моррель, увидев сына, вскрикнул от удивления; он не знал об его приезде. Он застыл на месте, прижимая левым локтем какой-то предмет, спрятанный под сюртуком.

Максимилиан быстро спустился по лестнице и бросился отцу на шею; но вдруг отступил, упираясь правой рукой в грудь отца.

— Отец, — сказал он, побледнев, как смерть, — зачем у вас под сюртуком пистолеты?

— Вот этого я и боялся… — прошептал Моррель.

— Отец! Ради бога! — воскликнул Максимилиан. — Что значит это оружие?

— Максимилиан, — отвечал Моррель, пристально глядя на сына, — ты мужчина и человек чести; идем ко мне, я тебе все объясню.

И Моррель твердым шагом поднялся в свой кабинет; Максимилиан, шатаясь, шел за ним следом.

Моррель отпер дверь, пропустил сына вперед и запер дверь за ним; потом прошел переднюю, подошел к письменному столу, положил на край пистолеты и указал сыну на раскрытый реестр.

Реестр давал точную картину положения дел.

Через полчаса Моррель должен был заплатить двести восемьдесят семь тысяч пятьсот франков.

В кассе было всего пятнадцать тысяч двести пятьдесят семь франков.

— Читай! — сказал Моррель.

Максимилиан прочел. Он стоял, словно пораженный громом.

Отец не говорил ни слова, — что мог он прибавить к неумолимому приговору цифр?

— И вы сделали все возможное, отец, — спросил наконец Максимилиан, чтобы предотвратить катастрофу?

— Все, — отвечал Моррель.

— Вы не ждете никаких поступлений?

— Никаких.

— Все средства истощены?

— Все.

— И через полчаса… — мрачно прошептал Максимилиан, — наше имя будет обесчещено!

— Кровь смывает бесчестие, — сказал Моррель.

— Вы правы, отец, я вас понимаю.

Он протянул руку к пистолетам.

— Один для вас, другой для меня, — сказал он. — Благодарю.

Моррель остановил его руку.

— А мать?.. А сестра?.. Кто будет кормить их?

Максимилиан вздрогнул.

— Отец! — сказал он. — Неужели вы хотите, чтобы я жил?

— Да, хочу, — отвечал Моррель, — ибо это твой долг. Максимилиан, у тебя нрав твердый и сильный, ты человек недюжинного ума; я тебя не неволю, не приказываю тебе, я только говорю: «Обдумай положение, как если бы ты был человек посторонний, и суди сам».

Максимилиан задумался; потом в глазах его сверкнула благородная решимость, но при этом он медленно и с грустью снял с себя эполеты.

— Хорошо, — сказал он, подавая руку Моррелю, — уходите с миром, отец.

Я буду жить.

Моррель хотел броситься к ногам сына, но Максимилиан обнял его, и два благородных сердца забились вместе.

— Ты ведь знаешь, что я не виноват? — сказал Мор рель.

Максимилиан улыбнулся.

— Я знаю, отец, что вы — честнейший из людей.

— Хорошо, между нами все сказано; теперь ступай к матери и сестре.

— Отец, — сказал молодой человек, опускаясь на колени, — благословите меня.

Моррель взял сына обеими руками за голову, поцеловал его и сказал: