— Что это за огонь? — спросил Франц.
— Тише! — прошептал хозяин лодки. — Это костер.
— А вы говорили, что остров необитаем!
— Я говорил, что на нем нет постоянных жителей, но я вам сказал, что он служит убежищем для контрабандистов.
— И для пиратов!
— И для пиратов, — повторил Гаэтано, — поэтому я и велел проехать мимо: как видите, костер позади пас.
— По мне кажется, — сказал Франц, — что костер скорее должен успокоить нас, чем вселить тревогу; если бы люди боялись, что их увидят, то они не развели бы костер.
— Это ничего не значит, — сказал Гаэтано. — Вы в темноте не можете разглядеть положение острова, а то бы вы заметили, что костер нельзя увидеть ни с берега, ни с Пианозы, а только с открытого моря.
— Так, по-вашему, этот костер предвещает нам дурное общество?
— А вот мы узнаем, — отвечал Гаэтано, не спуская глаз с этого земного светила.
— А как вы это узнаете?
— Сейчас увидите.
Гаэтано начал шептаться со своими товарищами, и после пятиминутного совещания лодка бесшумно легла на другой галс и снова пошла в обратном направлении; спустя несколько секунд огонь исчез, скрытый какой-то возвышенностью.
Тогда кормчий продолжил путь, и маленькое суденышко заметно приблизилось к острову; вскоре оно очутилось от него в каких-нибудь пятидесяти шагах.
Гаэтано спустил парус, и лодка остановилась.
Все это было проделано в полном молчании; впрочем, с той минуты, как лодка повернула, никто не проронил ни слова.
Гаэтано, предложивший эту прогулку, взял всю ответственность на себя.
Четверо матросов не сводили с него глаз, держа наготове весла, чтобы в случае чего приналечь и скрыться, воспользовавшись темнотой.
Что касается Франца, то он с известным нам уже хладнокровием осматривал свое оружие; у него было два двуствольных ружья и карабин; он зарядил их, проверил курки и стаи ждать.
Тем временем Гаэтано скинул бушлат и рубашку, стянул потуже шаровары, а так как он был босиком, то разуваться ему не пришлось. В таком наряде, или, вернее, без оного, он бросился в воду, предварительно приложив палец к губам, и поплыл к берегу так осторожно, что не было слышно ни малейшего всплеска. Только по светящейся полосе, остававшейся за ним на воде, можно было следить за ним. Скоро и полоса исчезла. Очевидно, Гаэтано доплыл до берега.
Целых полчаса никто на лодке не шевелился; потом от берега протянулась та же светящаяся полоса и стала приближаться. Через минуту, плывя саженками, Гаэтано достиг лодки.
— Ну что? — спросили в один голос Франц и матросы.
— А то, что это испанские контрабандисты; с ними только двое корсиканских разбойников.
— А как эти корсиканские разбойники очутились с ж панскими контрабандистами?
— Эх, ваша милость, — сказал Гаэтано тоном истинно христианского милосердия, — надо же помогать друг другу! Разбойникам иногда плохо приходится на суше от жандармов и карабинеров; ну, они и находят на берегу лодку, а в лодке — добрых людей вроде нас. Они просят приюта в наших плавучих домах. Можно ли отказать в помощи бедняге, которого преследуют?
Мы его принимаем и для пущей верности выходим в море. Это нам ничего не стоит, а ближнему сохраняет жизнь, или во всяком случае свободу; когда-нибудь он отплатит нам за услугу, укажет укромное местечко, где можно выгрузить товары в сторонке от любопытных глаз.
— Вот как, друг Гаэтано! — сказал Франц — Так и вы занимаетесь контрабандой?
— Что поделаешь, ваша милость? — сказал Гаэтано с неподдающейся описанию улыбкой. — Занимаешься всем понемножку; надо же чем-нибудь жить.
— Так эти люди на Монте-Кристо для вас не чужие?
— Пожалуй, что так; мы, моряки, что масоны, — узнаем друг друга по знакам.
— И вы думаете, что мы можем спокойно сойти на берег?
— Уверен; контрабандисты не воры.
— А корсиканские разбойники? — спросил Франц, заранее предусматривая все возможные опасности.
— Не по своей вине они стали разбойниками, — сказал Гаэтано, — в этом виноваты власти.
— Почему?
— А то как же? Их ловят за какое-нибудь мокрое дело, только и всего; как будто корсиканец может не мстить.
— Что вы разумеете под мокрым делом? Убить человека? — спросил Франц.
— Уничтожить врага, — отвечал хозяин, — это совсем другое дело.
— Ну, что же, — сказал Франц. — Пойдем просить гостеприимства у контрабандистов и разбойников. А примут они нас?
— Разумеется.
— Сколько их?
— Четверо, ваша милость, и два разбойника; всего шестеро.
— И нас столько же. Если бы эти господа оказались плохо настроены, то силы у нас равные, и, значит, мы можем с ними справиться. Итак, вопрос решен, едем на Монте-Кристо.
— Хорошо, ваша милость, но вы разрешите нам принять еще кое-какие меры предосторожности?
— Разумеется, дорогой мой! Будьте мудры, как Нестор, и хитроумны, как Улисс. Я не только разрешаю вам, я вас об этом очень прошу.
— Хорошо. В таком случае молчание! — сказал Гаэтано.
Все смолкли.