В остальное время года город погружается в спячку и пребывает в состоянии, промежуточном между жизнью и смертью, что делает его похожим на привал между этим и тем светом — привал поразительно прекрасный, полный поэзии и своеобразия, который Франц посещал уже раз шесть и который он с каждым разом находил все более волшебным и пленительным.
Наконец, он пробрался сквозь все возраставшую и все более волновавшуюся толпу и достиг гостиницы. На первый его вопрос ему ответили с грубостью, присущей занятым извозчикам и содержателям переполненных гостиниц, Что в гостинице «Лондон» для него помещения нет. Тогда он послал свою визитную карточку маэстро Пастрини и сослался на Альбера де Морсер.
Это подействовало. Маэстро Пастрини сам выбежал к нему, извинился, что заставил его милость дожидаться, разбранил слуг, выхватил подсвечник из рук чичероне, успевшего завладеть приезжим, и собирался уже проводить его к Альберу, но тот сам вышел к нему навстречу.
Заказанный номер состоял из двух небольших спален и приемной. Спальни выходили окнами на улицу — обстоятельство, отмеченное маэстро Пастрини, как неоценимое преимущество. Все остальные комнаты в этом этаже снял какой-то богач, не то сицилианец, не то мальтиец, — хозяин точно не знал.
— Все это очень хорошо, маэстро Пастрини, — сказал Франц, — но нам желательно сейчас же поужинать, а на завтра и на следующие дни нам нужна коляска.
— Что касается ужина, — отвечал хозяин гостиницы, — то вам его подадут немедля, но коляску…
— Но? — воскликнул Альбер. — Стойте, стойте, маэстро Пастрини, что это за шутки? Нам нужна коляска.
— Ваша милость, — сказал хозяин гостиницы, — будет сделано все возможное, чтобы вам ее доставить. Это все, что я могу вам обещать.
— А когда мы получим ответ? — спросил Франц.
— Завтра утром, — отвечал хозяин.
— Да что там! — сказал Альбер. — Заплатим подороже, вот и все. Дело известное: у Дрэка и Арона берут двадцать пять франков в обыкновенные дни и тридцать или тридцать пять по воскресеньям и праздникам; прибавьте пять франков куртажа, выйдет сорок — есть о чем разговаривать.
— Я сомневаюсь, чтобы ваша милость даже за двойную цену могли что-нибудь достать.
— Так пусть запрягут лошадей в мою дорожную коляску. Она немного поистрепалась в дороге, но это не беда.
— Лошадей не найти.
Альбер посмотрел на Франца, как человек, не понимающий, что ему говорят.
— Как вам это правится, Франц? Нет лошадей, — сказал он, — но разве нельзя достать хотя бы почтовых?
— Они все уже разобраны недоли две тому назад и теперь остались те, которые необходимы для почты.
— Что вы на это скажете? — спросил Франц.
— Скажу, что, когда что-нибудь выше моего понимания, я имею обыкновение не останавливаться на этом предмете и перехожу к другому. Как обстоит дело с ужином, маэстро Пастрини?
— Ужин готов, ваша милость.
— Так начнем с того, что поужинаем.
— А коляска и лошади? — спросил Франц.
— Не беспокойтесь, друг мой. Они найдутся; не надо только скупиться.
И Морсер с удивительной философией человека, который все считает возможным, пока у него тугой кошелек или набитый бумажник, поужинал, лег в постель, спал, как сурок, и видел во сне, что катается на карнавале в коляске шестерней.
Глава 12
На другой день Франц проснулся первый и тотчас же позвонил.
Колокольчик еще не успел умолкнуть, как вошел сам маэстро Пастрини.
— Вот видите, — торжествующе сказал хозяин, не ожидая даже вопроса Франца, — я вчера угадал, ваша милость, когда не решился ничего обещать вам; вы слишком поздно спохватились, и во всем Риме нет ни одной коляски, то есть на последние три дня, разумеется.
— Ну, конечно! — отвечал Франц. — Именно на те дни, когда она больше всего нужна.
— О чем это? — спросил Альбер, входя. — Нет коляски?
— Вы угадали, мой друг, — отвечал Франц.
— Нечего сказать, хорош городишко, ваш вечный город!
— Я хочу сказать, ваша милость, — возразил маэстро Пастрини, желая поддержать достоинство столицы христианского мира в глазах приезжих, — я хочу сказать, что нет коляски с воскресенья утром до вторника вечером; но до воскресенья вы, если пожелаете, найдете хоть пятьдесят.
— Это уже лучше! — сказал Альбер. — Сегодня у нас четверг, — кто знает, что может случиться до воскресенья?
— Случится только то, что понаедет еще тысяч десять — двенадцать пароду, — отвечал Франц, — и положение станет еще более затруднительным.
— Любезный друг, — отвечал Морсер, — давайте наслаждаться настоящим и не думать мрачно о будущем.
— По крайней мере, окно у нас будет? — спросил Франц.
— Окно? Куда?
— На Корсо, разумеется!
— Вы шутите! Окно! — воскликнул маэстро Пастрини. — Невозможно! Совершенно невозможно! Было одно незанятое, в шестом этаже палаццо Дориа, да и то отдали русскому князю за двадцать цехинов в день.
Молодые люди с изумлением переглянулись.
— Знаете, дорогой друг, — сказал Франц Альберу, — что нам остается делать? Проведем карнавал в Венеции; там если нет колясок, то, по крайней мере, есть гондолы.
— Ни в коем случае! — воскликнул Альбер. — Я решил увидеть римский карнавал и увижу его хоть на ходулях.