— На этот раз нашей заслуги тут нет, нас предупредили.
— Так ты знаешь, зачем он сюда явился?
— Еще бы! Он явился за деньгами; остается узнать, какова сумма.
— Сейчас узнаешь, дружок.
— Отлично; только уж, пожалуйста, не врать, как прошлый раз!
— Ты это про что? Про англичанина, который на днях получил три тысячи скудо?
— Нет, при нем в самом деле оказались три тысячи скудо, мы их нашли.
Я говорю о том русском князе.
— А что?
— А то! Ты сказал нам про тридцать тысяч ливров, а мы нашли только двадцать две.
— Видно, плохо искали.
— Его обыскивал сам Луиджи Вампа.
— Значит, он либо заплатил долги…
— Русский?
— …либо истратил эти деньги.
— Ну, может быть.
— Не может быть, а наверно; но дай я схожу на мой наблюдательный пункт, а то француз покончит дело, и я не узнаю точную сумму.
Пеппино кивнул головой и, вынув из кармана чеши, принялся бормотать молитвы, а кои терщик прошел в ту же дверь, за которой исчезли служитель и барон.
Не прошло и десяти минут, как конторщик вернулся сияющий.
— Ну, что? — спросил его Пеппино.
— Alerte! alerte![62]— сказал конторщик. — Сумма-то кругленькая!
— Миллионов пять, шесть.
— Да; так ты знал?
— По расписке его сиятельства графа Монте-Кристо?
— Ты разве знаешь графа?
— И с кредитом на Рим, Венецию и Вену?
— Верно! — воскликнул конторщик, — откуда ты все это знаешь?
— Я ведь сказал тебе, что нас заранее предупредили.
— Зачем же ты спрашивал меня?
— Чтобы увериться, что это тот самый человек.
— Это он и есть… Пять миллионов. Недурно, Пеппино?
— Да.
— У нас с тобой никогда столько не будет!
— Как-никак, — философски заметил Пеппино, — кое-что перепадет и нам.
— Тише! Он идет.
Конторщик снова взялся за перо, а Пеппино за четки; и когда дверь отворилась, один писал, а другой молился.
Показался сияющий Данглар и банкир, который проводил его до дверей.
Вслед за Дангларом спустился по лестнице и Пеппино.
Как было условленно, у дверей банкирского дома Томсон и Френч ждала карета. Чичероне — личность весьма услужливая — распахнул дверцу.
Данглар вскочил в экипаж с легкостью двадцатилетнего гоноши.
Чичероно захлопнул дверцу и сел на козлы рядом с кучером.
Пеппино поместился на запятках.
— Вашему сиятельству угодно осмотреть собор святого Петра? — осведомился чичероне.
— Для чего? — спросил барон.
— Да чтобы посмотреть.
— Я приехал в Рим не для того, чтобы смотреть, — отвечал Данглар; затем прибавил про себя, со своей алчной улыбкой:
— Я приехал получить.
И он ощупал свой бумажник, в который он только что положил аккредитив.
— В таком случае ваше сиятельство направляется…
— В гостиницу.
— В отель Пастрняи, — сказал кучеру чичероне.
И карета понеслась с быстротой собственного выезда.
Десять минут спустя барон уже был у себя в номере, а Пеппино уселся на скамью у входа в гостиницу, предварительно шепнув несколько слов одному из упомянутых нами потомков Мария и Гракхов; потомок стремглав понесся по дороге в Капитолий.
Данглар был утомлен, доволен и хотел спать. Он лег в постель, засунул бумажник под подушку и уснул.
Пеппино спешить было покуда; он сыграл с носильщиками в «морра», проиграл три скудо и, чтобы утешиться, выпил бутыль орвпетского вина.
Па другое утро Данглар проснулся поздно, хоть накануне и лег рано; уже шесть ночей он спал очень плохо, если даже ему и удавалось заснуть.
Он плотно позавтракал и, равнодушный, как он и сам сказал, к красотам Вечного города, потребовал, чтобы ему в полдень подали почтовых лошадей.
Но Данглар не принял в расчет придирчивости полицейских и лепи станционного смотрителя.
Лошадей подали только в два часа пополудни, а чичероне доставил визированный паспорт только в три.
Все эти сборы привлекли к дверям маэстро Пастрини изрядное количество зевак.
Не было также недостатка и в потомках Мифня и Гракхов.
Барон победоносно проследовал сквозь толпу зрителей, кричавших его «сиятельством» в надежде получить на чай.
Ввиду того что Данглар, человек, как известно, весьма демократических взглядов, всегда до сих пор довольствовался титулом барона и никогда еще не слышал, чтобы его называли сиятельством, был этим очень польщен и роздал десяток серебряных монет всему этому сброду, которому за второй десяток величать его «высочеством».
— По какой дороге мы поедем? — спросил по-итальянски кучер.
— На Анкону, — ответил барон.
Пастрини перевел и вопрос и ответ, и лошади помчались галопом.
Данглар намеревался заехать в Венецию и взять там часть своих денег, затем проехать из Венеции в Вену и там получить остальное.
Он хотел обосноваться в этом городе, который ему хвалили как город веселья.
Не успел он проехать и трех лье по римской равнине, как начало смеркаться; Данглар не предполагал, что он выедет в такой поздний час, иначе бы он остался; он осведомился у кучера, далеко ли до ближайшего города.
— Non capisco![63]— ответил кучер.
Данглар кивнул головой, что должно было означать: отлично!
И карета покатила дальше.
«На первой станции я остановлюсь», — сказал себе Данглар.