Граф Никита Панин

Императрица скрылась в своей палатке, где ей подали обед. Она не пригласила к своему столу никого из приближенных. Даже Шуваловым пришлось на этот раз удовольствоваться лишь скучным обедом.

Аксакова приговорили к ссылке.

А княгиня очень спокойно прошла в палатку, приготовленную для нее и ее приближенных, весело и ласково приказала подавать обед и ни разу не споткнулась ни в слове, ни в улыбке. Словно бы и не о ней шла речь в ругани Елизаветы. Да и императрица, ругаясь, как скверный извозчик, не упомянула имени своей невестки — не перешла ту грань, за которой кончаются все отношения и начинается открытая война.

Не впервые так унижали и оскорбляли великую княгиню. Екатерине хотелось рыдать и грызть от бессильной ярости ухоженные ногти. Но она держалась весело и светло, дарила всем улыбки и остроумие, а заодно и мелкие сувениры, крохотные подарочки, которыми уже привыкла подкупать своих приближенных. Везде и всегда она находила повод подарить пусть незатейливые вещицы — браслет с яшмой, табакерку с простым агатом, веер из слоновой кости, ручку к трости, но всегда умела сопроводить милые пустяки ласковыми и ободряющими словами. Правда, потом Екатерина думала иначе. Поток ругательств не лучше императрицыных изливался в ее душе и сердце, но на людях она вела себя настолько благопристойно, настолько тактично и деликатно, что все приближенные, и в особенности те, кто бывал на ее приемах иностранных послов, находили великую княгиню очаровательной, обворожительной, щедрой и чрезвычайно остроумной.

Она нравилась придворным, нравилась всему окружению. Это и была ее главная задача. Единственный человек, кто разглядел ее ласковое лицемерие, кто понял, познал ее холодную и черствую душу, умение интриговать и нравиться, — был ее совсем молоденький муж Петр Федорович. Он-то знал, как расчетлива его молодая жена, прибегал к ее услугам, когда нуждался в решении проблем по управлению Голштинией. Она выручала его. Но души в их отношения, в их жизнь она не вкладывала. Петр чувствовал это, хотя и не мог связно объяснить, в чем суть этой коварной и расчетливой спутницы, навязанной ему в жены. Сам простой и прямодушный, он находил, что его грубые голштинские солдаты гораздо лучше и добрее, чем все придворные, широко пользующиеся милостью императрицы. Влюблялся во всех подряд. Прежде всех выделил маленькую красавицу фрейлину Лопухину, дочь той самой Евдокии, что так пострадала от ревности Елизаветы и которую, конечно же, удалили от двора. Что прикажешь делать молодому сердцу, если не по душе жена, если рядом с ней кровь не зажигалась, не кипело сердце, если с ней он мог быть таким же бесчувственным, как старое кресло или дубовый стол. Но даже кресло согревалось от тепла человеческого тела, а от жены исходил такой холод, что не мог согреть его сердце…

После пышного и веселого обеда, данного придворным, Екатерина задумалась о причинах немилости Елизаветы к ней, своей невестке, которую сама выбирала в подруги наследнику…

Поначалу все складывалось хорошо для маленькой принцессы, когда она прибыла в северную столицу. Великая княжна очень старалась заслужить благоволение красавицы-императрицы, искренне восхищалась ее блестящим двором, утопавшим в восточной роскоши и неге, которых Екатерина не видела в своем захудалом немецком герцогстве.

Едва Екатерина, крещенная в православие, заболела, как Елизавета взялась сама ухаживать за тощенькой принцессой, столь слабой здоровьем. Воспаление легких — очень серьезная болезнь, все опасались за жизнь четырнадцатилетней девочки, перенесшей длительное путешествие зимой и простудившейся из-за того, что ночами она старательно учила основы русского языка. Да, Екатерина простудилась только потому, что босиком шлепала по холодным полам дворца, где не было и намека на уют и тепло. Из всех щелей дуло, огромные окна пропускали не только свет в комнаты, но и тепло от печей наружу, пуховики увеличивали жару и духоту, а стоило вылезть из-под них, как холод охватывал все тело.

Екатерина лежала в жару, истомленная болями, и Елизавета не отходила от девочки. И вздумалось же матери Екатерины, принцессе Цербтской, в это самое время отнять у дочери великолепную голубую материю, затканную серебром, которую ей подарил еще король Фридрих в их последнее свидание в Берлине.

Елизавета ничего не сказала, но видела, как огорчилась бедная девочка, даже слезы показались. Но маленькая принцесса лишь со вздохом отправила матери материю.

Елизавета приказала прислать Екатерине несколько кусков такой ткани, о которой и не могла мечтать ее мать…

«Бедное дитя, — думалось Елизавете, — уж если мать в это роковое время, во время такой тяжелой болезни может доставлять дочери огорчения, стало быть, не очень-то прикипела сердцем к своему ребенку принцесса Цербтская».

Оказалось (выяснил это путем перлюстрации писем принцессы Бестужев), принцесса Цербтская не только бессердечная мать, но еще и шпионка, и интриганка. Фридрих пообещал ей аббатство, если она уговорит окружение Елизаветы служить именно ему, Фридриху…