Трудно описать положение старого Богуслава во все продолжение последней сцены. Мучимый тем, что, по-видимому, все еще не мог быть уверен: точно ли откажут его сыну, - он решился, как отчаянный, во что бы то ни стало объясниться с самой Софьей; но не ожидал, чтоб та столь ясно и так просто разрешила все его страхи, не оскорбившись даже щекотливым разговором. Успокоенный теперь совершенно насчет сына, он образумился: и лишь сработал было в голове кое-что к своему оправданию, как оскорбленная хозяйка вежливо указала ему на дверь. Достоинство, с каким она произнесла прощальное приветствие, лишило его последней памяти о придуманных словах; он встал, ему живо представилось, что видит пред собой вдову и дочь того богатого и знатного Мирославцева, с которым знакомство почитал некогда за честь; жалкое замешательство отразилось в его глазах и улыбке; он искал слов и не находил.
- Прощайте, господин Богуслав, - сказала Софья, которую мать удержала при себе, - не беспокойтесь, - присовокупила она ласково, - я не буду женой вашего сына, но вы молитесь за него!
Оставшись одна, мать обняла дочь и крепко прижала ее к сердцу. Слезы облегчили несколько сжатую грудь ее.
- О чем вы плачете, мой обожаемый друг, - сказала София, обнимая мать свою, - Богуслав жив: это такое счастие, какого я еще в жизни не испытала; видите, как я откровенна с вами. Ужели вы огорчены объяснением его отца, человека, так сказать, выжившего из лет? Простите его, душа добродетельная; займитесь моим счастием, разделите его со мной.
Бедная Мирославцева начала страшиться, что и сердечная и телесная болезнь ее дочери гораздо опаснее, нежели думала. Тотчас послала она за своим доктором, который жил в Дорогобуже; упросила страдающую Софью не оставлять постели в надежде, что сон может несколько ее успокоить; сама села подле нее и до позднего вечера не выходила из ее комнаты.
XI
Княгиня Тоцкая приехала в лагерь к позднему обеду. Молодой Богуслав встретил ее первый. Она успокоила его насчет Софии, передала ему все ее приветы, ободряла его не унывать.
- Время и любовь все преодолевают, - сказала она, - эта истина передается от поколения поколению: приятно ей верить!
Князь был чрезвычайно обрадован приездом жены: он вышел к ней навстречу со всеми офицерами, у него собравшимися; шумная толпа окружила супругов, и все вместе с ними возвратились к балагану, где, под открытым небом, давно уже собран был обед, в ожидании дорогой посетительницы.
- Я заезжала домой, - сказала она князю, - дети тебе кланяются и послали тебе сотни поцелуев, которые позволь передать одним. Они веселы и так довольны на руках своей бабушки; я было хотела привезти к тебе старшего сына, но побоялась: может быть, ты это почел бы легкомыслием.
К обеду собралось множество ратных друзей Тоцкого: большая часть их уже знакома читателям из описания первой лагерной сцены; число их увеличено было, между прочими, Богуславом, Ардатовым и князем Бериславским, известным под именем монаха; просвещенный ум сего мужа, хотя и был чужд сродных одному невежеству предрассудков, однако же священный его сан придавал собранию воинов-друзей некоторый род степенности. Богуслав во все продолжение стола был мрачен, даже и княгиня была грустна; зато муж ее был говорлив и любезен более обыкновенного.
Он с особенным чувством хвалился пред товарищами своим семейственным счастием; уверял Богуслава, что Мирославцева будет прекрасной женой и что добрая жена есть величайшее на земле сокровище.
По окончании обеда князь-монах долго разговаривал с Тоцкой. Заметив, что она скорбит, что на глазах ее навертывались слезы при каждом обращении разговора к предмету, более всего занимавшему воинов, он склонил речь к тем утешениям, какие предлагает нам святая вера.
- Вы женщина, - сказал он ей, - вам свойственно не иметь этой твердости, которую, от имени мужа, мы называем мужеством; ваше сердце ищет отрады и не находит; слепая надежда вас не поддерживает, а разум не в силах победить справедливых, можно сказать, опасений, но, любезная христианка, всемогущая вера приемлет вас под покров свой. В ней, и только в ней одной, скорбное сердце найдет утешение.
Обильные слезы облегчили грудь княгини. Она не отрицала того ужаса, которым замирает ее сердце при одной мысли о предстоящем или ожидаемом.
- Я не могу победить себя, - с чувством сказала она, - и это меня терзает; я навожу тоску моим малодушием, чувствую это, и не в силах преодолеть себя! Если вы останетесь в Смоленске, святой отец, - присовокупила княгиня, удостойте посетить меня. Ваши слова так сладостны - мне нужна помощь религии... О, как тяжела эта болезнь - страх сердечный!
Ввечеру князь Бериславский объявил окружавшим и внимавшим утешительной беседе его воинам, что время наконец ему расстаться с ними. Он трогательно благословил каждого из них, и все со слезами умиления простились с почтенным мужем.
Вечера было уже много, когда он присоединился к своему спутнику, который, хотя и был приглашен к Тоцкому, но, по причине усталости и еще предстоящего пути, предпочел отдохнуть на свободе.